— Вот! Вот он!

— У того лицо вроде было поуже. Точно он?

— Точно.

Сомчай, хмурясь, разглядывает дело через плечо Джайди.

— Мелкий чиновник, пешка, ничего не решает.

— Нет, власть у него есть. Я хорошо помню, как он на меня смотрел тогда, на церемонии разжалования. И адрес не указан, просто Крунг Тхеп.

В коридоре слышны шаги. В проеме у разбитых дверей возникают двое с пружинными пистолетами наперевес.

— Стоять!

Джайди, состроив недовольную мину, быстро прячет за спиной папку.

— Да? Что случилось?

Охранники входят и осматривают помещение.

— Кто такие?

— А ты говоришь «всем известен», — бросает Джайди напарнику.

Тот пожимает плечами:

— Не все же любят муай-тай.

— Играют-то все. Эти наверняка на меня ставили.

Охранники приближаются, командуют встать на колени, обходят сзади, готовясь связать. Джайди бьет локтем наотмашь, хватает одного за рубашку на животе и, извернувшись, ударяет коленом в лоб. Второй спускает курок — из ствола вылетает очередь лезвий, Сомчай хватает его за горло, он роняет пистолет, падает и хрипит через разбитую трахею.

Джайди хватает первого, еще живого охранника, притягивает к себе и сует в лицо фотографию:

— Знаешь его?

Тот мотает головой, широко раскрыв глаза, и тянет руку к пистолету. Капитан отпинывает оружие и бьет ногой по ребрам.

— Рассказывай все, что знаешь! Он из ваших, из аккаратовских.

— Нет!

Джайди ударяет его коленом в лицо — тот воет, брызжет кровь — и садится рядом.

— Говори, или ты — следующий.

Оба смотрят на охранника, хрипящего разбитым горлом.

— Говори.

— В этом нет необходимости.

В проеме — он. Тот, кого с такой жадностью разыскивал бывший капитан.

В архив вбегают вооруженные люди. Джайди выхватывает пистолет, в руку тут же вонзаются лезвия, льется кровь, он разжимает пальцы, хочет выпрыгнуть в окно, его берут в оборот, швыряют на мокрый мраморный пол, кругом летают кулаки, вдали слышен вопль Сомчая. Руки заламывают за спину и сцепляют ротанговыми удавками.

— Наложите жгут, не хочу, чтобы он истек кровью, — командует незнакомец с якорных площадок.

Джайди смотрит, как на предплечье, из которого так и хлещет, кладут повязку. У него кружится голова — то ли от потери крови, то ли от бешеного желания убить врага. Его ставят на ноги. Подводят Сомчая: разбитый нос, залитые красным зубы, заплывший глаз. Позади на полу лежат двое мертвых охранников.

Незнакомец внимательно осматривает пленников, Джайди отвечает дерзким взглядом.

— Капитан, по-моему, вам сейчас положено монашествовать.

Тот кое-как пожимает плечами.

— Кути попалась слишком мрачная. Решил здесь отбывать срок.

— Это можно устроить, — отвечает человек, чуть улыбнувшись, и кивает своим людям. — Отвести наверх.

Их выталкивают из архива и тащат по коридору к лифту, настоящему электрическому лифту со сценами из Рамаяны[76]на стенах, со светящимися кнопками: каждая в форме пасти демона, а по краям — пышногрудые женщины с со-дуангами и чакхе[77]. Двери закрывают.

— Как тебя зовут? — спрашивает Джайди незнакомца.

— Это не важно.

— Ты же подручный Аккарата.

Тот молчит.

Лифт замирает, их выводят на крышу, за которой — пятнадцать этажей пустоты. Джайди с Сомчаем подталкивают к парапету.

— Стойте там, на краю, чтобы вас было видно.

Под дулами пружинных пистолетов они подходят к самой кромке и глядят вниз на тусклые огоньки метановых фонарей.

Значит, вот каково это — стоять в шаге от смерти. Джайди оценивает высоту, смотрит на далекую улицу, на ожидающее его пространство.

— Что ты сделал с Чайей? — спрашивает он незнакомца.

— Так вот почему ты пришел, — с ухмылкой говорит тот. — Потому что тебе ее немедленно не вернули.

В душе Джайди вспыхивает надежда — а вдруг он ошибался?

— Со мной делайте что хотите, а ее отпустите.

Человек отчего-то мешкает с ответом. Оттого, что чувствует за собой вину? По лицу не разобрать — слишком далеко стоит. Так, значит, Чайя в самом деле мертва?

— Отпустите ее, и все. А со мной поступайте как знаете.

Незнакомец по-прежнему молчит.

Джайди думает, стоило ли ему в какой-то момент поступить иначе. Являться сюда — большая наглость, даже если он и считал Чайю потерянной для себя. К тому же этот человек никак не обнадежил и не раздразнил намеком о ее судьбе. Неужели Джайди сглупил?

— Так жива она или нет?

— Неизвестность — это плохо, да? — с ухмылкой спрашивает незнакомец.

— Отпустите ее.

— Ничего личного в этом не было. Имелся бы другой способ… — Незнакомец разводит руками.

Значит, мертва. Теперь Джайди уверен. И ее похищение — часть какого-то плана. Зря дал Праче убедить себя в том, что ее спасут. Стоило тут же нанести ответный удар, собрать всех своих и отомстить, проучить Торговлю как следует.

— Извини, что втянул тебя, — говорит он Сомчаю.

— Вы всегда были Тигром, такая уж у вас натура. Я знал, на что иду.

— Но умирать здесь…

— Умрем — переродитесь в чешира, — улыбается напарник.

У Джайди от такого ответа вырывается булькающий смешок. До чего приятный звук. Такой приятный, что сдерживать его невозможно. Хохот заполняет капитана до краев. Даже охранники начинают фыркать. А от вида теперь веселой физиономии Сомчая приступ смеха накатывает с удвоенной силой.

За спиной слышны шаги.

— Что за праздник? На удивление радостные нам попались воры.

Едва переводя дух, Джайди отвечает:

— Ошибка вышла, мы не воры, мы тут работаем.

— Это вряд ли. Повернись.

Министр торговли. Сам Аккарат во плоти. А рядом с ним… Все веселье вылетает из Джайди одним махом, как водород из пробитого дирижабля. Он так и обмирает: телохранители, «Черные пантеры», элитное королевское подразделение, знак расположения дворца. В министерстве природы никого так не охраняют, даже самого генерала Прачу.

Аккарат отмечает его потрясение чуть заметной улыбкой и начинает внимательно разглядывать пленников. Но Джайди это безразлично — он смотрит на того незнакомца, того незаметного человека, того самого, который… И тут все встает на свои места.