Миррор наделяет тебя силами, вернул Тьму. Почему? И твои… прозвища. Отнимающий жизнь. За что тебя так прозвали? Я уже молчу про «ему подчиняется сама смерть» … Хочу знать, кто ты такой. Хочу знать с кем дышу одним воздухом, с кем спала, — задрала подбородок и с вызовом посмотрела на мотта.

— Спала? — он зацепился только за это слово. — По твоему виду не скажешь, что для тебя это в прошлом.

— Раскрою тебе тайну, Теон. Все, что ты видишь, — обвела зал руками в воздухе, — подделка. Обман, чтобы разговорить тебя, — ткнула в него пальцем. — В том числе это платье. Теперь как насчет откровенности взамен на мое признание, хм?

Теон выслушал меня, сохраняя предельное спокойствие. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Тебе бы очень пригодился правда-чай, Лея.

Вот и поговорили.

— Какой же ты… — проглотила ругательства я, злясь настолько что думала проколю себе ладони ногтями.

А затем сорвалась с места и быстрым шагом направилась прямо к двери.

Найти Искру и убраться подальше от этого места! А я еще переживала из-за слов провидца… Да мотт глазом не моргнул, когда я попросила его посвятить меня в элементарные вещи. Не стоит он и одной моей слезы.

Впилась в ручку двумя руками. Толкнула, дернула на себя. Заперто! Еще и на ключ!

— Открой сейчас же! — потребовала я и развернулась к нему.

— Куда ты собралась? — сложив руки в карманы он медленно приближался ко мне.

И смотрел слишком спокойно, немного из-подо лба. Мотту шел новый цвет глаз. Синий — словной Ледяное Море. Серебра там почти не осталось.

— Подальше отсюда, — с вызовом бросила я. — Ключи, — протянула ему раскрытую ладонь.

Он, к удивлению, послушал. Достал из кармана золотистый ключ, и держа его за цепочку медленно опустил мне в ладонь.

Только вслед за прохладными звеньями мою руку вдруг накрыли его пальцы. А сам он, оказался рядом, настолько близко, что стало тесно. Позади меня была дверь, прямо у лица — он.

Спорить и ругаться, когда мы на расстоянии — это одно. Но когда он передо мной, сильный, непоколебимый и такой — сожри меня черные воды миррора — желанный, я вдруг теряю запал. Во мне снова просыпается женщина, очарованная им.

— Подвинься, — буркнула, стараясь не вдыхать его запах. — И вообще, отойди от меня!

— Можешь злиться, — он задрал край моего платья и с чувством огладил ногу. — Можешь даже меня ненавидеть, — от того, чтобы не рассмеяться в голос меня остановили ласки, становящиеся все откровеннее с каждой секундой. — Но тебе придется смириться с тем, что я никогда тебя не отпущу.

Теон оголил мое плечо, убрал за спину волосы и впился в кожу поцелуями далекими от нежных. Хотя, такие тоже были, будто он сдерживался, а потом снова терял контроль.

— С твоими секретами я доже должна смириться? — максимально трезво спросила я.

— Не должна, — он посмотрел мне в глаза, заключил лицо в ладони и продолжил: — Но иного выбора нет и не будет. Прости.

— Простить? — выдохнула в его губы. — За то, что оставляешь меня без права уйти, и без права узнать тебя?

И ведь я знала, какой ответ получу. Знала и все равно надеялась…

Теон прильнул к моим губам. Слишком ласково, слишком нежно, слишком трогательно. Будто жалел меня за созданную самим собой тюрьму.

Целовал так, как это делает трепетный жених в первую брачную ночь со своей невинной невестой. Осторожно, словно боится напугать, и пленительно, чтобы ей нравилось.

Только это не про нас.

Я положила ладонь ему на лицо, прервала поцелуй. И взяв за руку повела в глубь зала, туда, где перед пол перед камином устилал мягкий ковер. Решение, о том, что я сделаю дальше — после того, как проведу с ним эту ночь — я приняла быстро. Будто оно всегда таилось где-то в закоулках души, и ждало этой минуты.

Когда на открытую рану наносишь лекарство, боль резко становится многократно сильнее и какое-то время не проходит. И только затем наступает выздоровление. Но если кровоточащую рану оставить нетронутой, при этом надеясь на исцеление, то боль очень скоро окажется нестерпимой. Настолько, что в жизни человека не останется ничего, кроме нее.

И такой жизни себе я не хочу.

Мотт подхватил меня на руки, и, закрывая рот поцелуями наверняка чтобы я не задавала неудобных вопросов, прошел к растопленному очагу, у которого тут же опустился на колени. И вот он уже придавливает меня своим весом, недостаточно сильно для того, чтобы было больно, но и выбраться не получится.

Раньше я не понимала, как после ссор и выяснения отношений пары могут хотеть заняться сексом. А теперь, кажется, понимаю. Потому что уходить прямо сейчас — и это было бы самым правильным решением — я не хочу.

Поэтому я впиваюсь ногтями в его крепкие руки, широкие и сильные плечи. Обвиваю ногами каменные бедра и притягиваю еще ближе к себе. Чтобы почувствовать, насытиться, отпечатать его в своей памяти как можно более детально.

Я приподнялась и мягко толкнула его на спину. Стоило мне перекинуть через него бедро, и оседлать, он встретил эту инициативу с одобрением — и это еще, мягко говоря.

Настроение Теона переменилось, и даже будучи подо мной, и, казалось бы, в моей власти — это он обрушился на меня вихрем, штормом, огромной волной… И вынудил хотеть его до ноющей тяжести в теле.

Мои руки переместились к ремню его брюк. Я даже мысленно отругала себя за то, что вдруг стала настолько примитивной, и за то, что подрагивающими от возбуждения ладонями касаюсь его…

— Лея, — он окликнул меня. Чуть хрипло, чувственно. И притянул к себе, запустив пятерню в волосы. — Смотри мне в глаза, — просил Теон, — и не останавливайся.

У меня хватило сил только на то, чтобы молча кивнуть. Я жадно смотрела на мотта и видела, как от моих ласк искажаются его черты, как он напрягается и шумно выдыхает.

Он то подавался вперед, то замирал… Не знаю, дразнил ли он меня намеренно, но у него прекрасно получалось.

Благодаря той откровенной позе, в которой все это время у камина я провела верхом на Теоне, платье давным-давно задралось до середины берда. Как же вовремя…

Я хотела его. Прямо здесь и сейчас. Не снимая одежды. Не разрывая взглядов.

Еще несколько движений вдоль возбужденного и — я прикусила губу от нетерпения — такого твердого мотта, что я не выдержала… И направила его в себя.

Когда-то я стеснялась своей неопытности, а теперь, рядом