Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даниэль выдыхает и сжимает зубы.
– Господи, Наоми, я, честно говоря, потрясена. Он казался таким хорошим, таким непохожим на других мужчин. – Она качает головой. – Это так разочаровывает.
– Но он хороший! Калеб извинился, и, как ни странно, все это имеет смысл – его мотивы, я имею в виду. Я хотела сказать тебе раньше, но боялась именно этого. Что ты будешь воспринимать его по-другому. Потому что сейчас все стало лучше. Правда, лучше.
Действительно, так и есть.
Даниэль берет меня за руку:
– Я думаю, Калеб замечательный. Ты знаешь, это так. Но я беспокоюсь. Нужно время, чтобы восстановить доверие, и иногда… иногда оно просто не возвращается. Это все, что я хочу сказать.
Но что, если его не было изначально?
Я подозреваю, что все, кто испытывает ко мне чувства, просто ошибаются, принимая меня за кого-то другого.
В последнее время я все чаще ловлю себя на том, что мысленно перелистываю страницы собственной книги в поисках доказательств, чтобы объяснить собственное поведение. Если я когда-то записала это, то каким-то необъяснимым образом это должно быть правдой.
– Мы оба стараемся изо всех сил, – настаиваю я.
– Значит, Калеб простил тебя за то, что ты шпионила за ним?
– Что? Да, конечно. – В моем голосе звучит раздражение. – Я знаю, некоторые люди считают, что заглядывать в чужой телефон – симптом более серьезных проблем, бла-бла-бла, но у меня было плохое предчувствие, и я оказалась права. Проблема действительно существовала. И теперь все позади. – Я удостоверилась у Розмари, моего главного источника, но об этом Даниэль не сообщаю.
– Я не осуждаю тебя, не подумай. Просто трудно провести для себя эту границу, раз уж начала. Ты уверена, что у тебя больше не возникнет желания подглядывать?
– Нет, – говорю я с нажимом. – Не возникнет.
– Хорошо, ты ведь знаешь, я поддержу тебя, несмотря ни на что? Как сейчас обстоят дела с его бывшей? Они перестали общаться? Он сказал ей, что любит тебя? Если нет, – она сжимает кулак и угрожающе ударяет по ладони, – мы обсудим, что сделать с его яйцами.
– Пусть остаются.
– Хорошо. – На несколько долгих секунд она вновь приникает губами к своему бокалу с вином. – С другой стороны, это прекрасный материал для твоей книги.
– Все по плану! – Я нервно смеюсь.
– Я хочу сказать, это же ровно то, о чем ты пишешь. – Даниэль приподнимает бровь. – Своего рода самосбывающееся пророчество, да?
Припоминая то, что я изначально сказала ей – я начала прокручивать в голове разные сценарии. Например, что, если она до сих пор любит Калеба и попытается помешать нам? – и, как ни странно, чувствую необходимость вступиться за Розмари.
– О, я не виню его бывшую, до Нового года она даже не знала, что Калеб с кем-то встречается…
– Какого хрена? Калеб никогда не говорил ей о тебе? Так, все, ему определенно нужно следить за своими яйцами! – кричит Даниэль, снова ударяя по ладони, а гламурная блондинистая парочка, тревожно похожая на брата и сестру, прерывает поцелуй взасос, чтобы посмотреть на нас из-за уютного столика в углу.
Радостная и сияющая от внезапного внимания – прирожденная актриса – Даниэль достает коробочку леденцов и предлагает мне.
– Будешь?
Я соглашаюсь, катая конфету на языке, пока во рту не появляется вкус мяты.
Позже, вернувшись в свою квартиру, я пролистываю страничку Розмари, пока не нахожу запись, где впервые появляется Калеб, – мне нужно вспомнить его достоинства. Заново переживаю ее восторг, наблюдая, как она начинает влюбляться.
До Калеба я была в отчаянии, в бешенстве и в надежде. Но с ним – что я чувствовала тогда?
Я перечитываю свои собственные записи. «Он заставляет меня почувствовать себя по-новому», – написала я.
Я постараюсь запомнить это.
* * *
Проходят дни, затем недели, пока наши отношения нормализуются – становятся содержательными, обыденными. Это то, чего я всегда хотела. Мы с Калебом занимаемся сексом каждые два дня в разных позах, еженедельно пробуем новый бар или ресторан, говорим «люблю тебя» на прощание и успеваем посмотреть два сезона «Американцев», сериала об обманщиках, попивая красное вино из кофейных кружек.
– Будет такой скандал, когда все вскроется, – говорит Калеб, когда начинаются титры после финальной серии сезона. Я смеюсь слишком громко и выключаю свет. Калеб засыпает, а я смотрю в потолок, гадая, ждет ли нас такой же скандал. Разве мой главный приоритет сейчас не заключается в том, чтобы сохранить это обычное счастье, которое мы наконец-то построили? Я могу просто отправить книги в офис Розмари, когда дочитаю. Нам необязательно больше видеться. Я не написала ничего нового – история застопорилась, – но в конце концов я ее закончу, пусть поработает воображение, у меня ведь и так полно материала.
Так ведь?
Проснувшись в два часа ночи, я запираюсь в ванной и открываю свой старый аккаунт на «АОЛ» – просто на всякий случай, вдруг там что-то есть.
Есть. В моем почтовом ящике лежит письмо от Розмари, отправленное в час ночи. Либо она тоже сова, либо боялась нажать на кнопку отправки до наступления темноты.
Тема письма: наконец-то!
По рукам пробегают мурашки, когда я открываю письмо. Сообщение гласит: «Можешь критиковать сколько душе угодно». Во вложении – текстовый документ. Неожиданно. PDF-файлы, заблокированные, без возможности редактирования, кажутся более безопасными. Текстовые документы легко изменить. Их отправляют людям, которым доверяют.
Я загружаю документ – удивительно, но он безымянный – и начинаю читать. Как я могу удержаться?
Прочитав всего пятьсот слов из ее рассказа в восемь тысяч слов, я с уверенностью, но с сожалением могу отметить, что у Розмари одновременно дикий и изысканный стиль – два прилагательных, которые я жажду видеть в своих собственных работах столько, сколько себя помню. (Проза в ее блоге, помню, казалась отточенной, чистой и строгой, но ей не хватало некоего единообразия – но теперь, кажется, она стала силой.) Сейчас в ее структуре предложений, в ее голосе есть что-то гипнотическое и убаюкивающее, но в то же время настойчивое и непостоянное. Как будто идешь по воде в бурном море. Все, что я могу сделать, – это держать голову над водой. Неужели Розмари как писатель лучше меня? Будет ли она более успешной? Заслуживает ли она этого?
Ее рассказ ведется от лица молодой девушки, которая отправилась в поход со своими родителями и бернским зенненхундом; по мере того как высота над уровнем моря неуклонно растет, собака вырывается и убегает. В центре повествования –
