Тесс стояла в очереди в супермаркете, косясь на таблоиды и толстые воскресные газеты, когда заметила ирисы в цветочном отделе. Она пришла в магазин за хлебом и чаем, но нагрузила корзинку по наитию: кошачьи лакомства, коробка печенья, бальзамический уксус. На самом деле ей был не нужен хлеб и чай, но она хотела убраться из дома, пока не довела себя до безумия. Весь день она откладывала звонок Клэр и оттягивала свое желание сказать, что она не хочет писать ее портрет. Она отвлекалась то на одно, то на другое: помыла духовку, поработала с тяжелой боксерской грушей, пока костяшки пальцев не разболелись по-настоящему, навела порядок на письменном столе. Каждое дело она начинала с обещания позвонить Клэр, когда закончит. После обеда она заявила Генри и Эмме, что собирается поехать в магазин. Тесс даже спросила Эмму, не хочет ли она присоединиться к ней, но та отказалась.

– Я работаю в своей комнате, – сказала она. – Над художественным проектом.

– Потом мы можем зайти в кафе-мороженое, – сказала Тесс, полагая, что этот маленький подкуп сработает.

– Нет, спасибо, – ответила Эмма. – Мне правда хочется закончить работу. Не могу дождаться, когда вы увидите ее.

Генри взъерошил волосы дочери.

– Мы тоже, милая.

Теперь, когда Тесс направлялась от очереди на кассу с газетными стойками и шоколадками к цветочному отделу, она точно знала, что сделает. Она решила купить два букета ирисов и заехать к Клэр с одним из них, чтобы лично высказать свое мнение. Клэр заслуживает этого. Тесс представила, как привезет другой букет домой и поставит цветы на стол в своей любимой белой вазе, на самом видном месте. Каждый раз, глядя на них, она будет думать о Клэр и о том, как смело она покончила со всем этим, пока положение не стало… непоправимым.

Она несла пластиковую корзинку с зерновым хлебом, чаем «Эрл Грей», печеньем, бальзамическим уксусом, кошачьими лакомствами и двумя букетами в целлофановых обертках к очереди на кассу, ощущая в этом некую завершенность и почти что радость.

Она остановилась на гравийной дорожке и тихо пошла к крыльцу съемного дома с выцветшей серой черепицей, прижимая к груди букет ирисов и гадая о том, было ли это хорошей идеей. Потом она помедлила у входной двери и подумала, не стоит ли положить цветы и убежать.

Да что с тобой такое?

Ее ладони вспотели, пальцы скользили по прозрачной целлофановой упаковке букета.

Что ты здесь делаешь? Что ты здесь делаешь на самом деле?

Но тут, прежде чем она успела постучать или обдумать свой следующий шаг, Клэр застала ее врасплох, когда с улыбкой распахнула дверь.

– Я надеялась, что вы придете, – сказала она.

– Я… – замямлила Тесс. Сосредоточься. Скажи, что должна сказать, и убирайся отсюда. – Я должна вам кое-что сказать.

На Клэр было легкое муслиновое платье без рукавов. Ее руки были с бронзовым загаром.

– Что ж, тогда заходите. Эти цветы для меня?

Тесс кивнула и последовала за Клэр, потом протянула букет ирисов.

Они получили свое название в честь Ириды, посланницы богов, которая, как сказано в некоторых преданиях, пользовалась радугой для передачи сообщений между небом и землей. Тесс открыла рот, чтобы сказать Клэр об этом, но остановилась.

Клэр подступила к ней и потянулась за цветами, но вместо того, чтобы взять ирисы, она положила ладонь на руку Тесс, прилипшую к мокрой целлофановой обертке. Указательным пальцем Клэр погладила ее запястье как раз там, где бьется пульс.

В этот момент Тесс поняла, что все кончено. Она уже принадлежит этой женщине. Принадлежит так, как ни одному другому человеку на свете.

Все ее тело загудело и засветилось, как электрический провод под высоким напряжением.

– Что вы хотели мне сказать? – хрипло спросила Клэр с сильным европейским акцентом.

Ирида. Посланница. Радуга.

Тесс всем своим телом прижалась к Клэр и издала тихий вздох, слабое «ох», которое она не собиралась произносить. Потом она запрокинула лицо и поцеловала Клэр в губы, ощущая вкус помады, цветочных сигарет и сладких пряностей, которые она не могла никак распознать.

14 июля, хижина у озера

Спенсер вернулся из пустошей Мэна. Он не показывался в хижине, но последнюю неделю бродил вокруг.

Он посылает письма Уинни на адрес ее городского почтового ящика. Письма и шоколадки. Хорошие, дорогие шоколадки, а не дешевую дрянь в форме сердечек. Письма сердитые и надменные, но вместе с тем патетичные и умоляющие. Он даже попросил ее выйти замуж за него, – что за лунатик!

Уинни смеялась, когда читала нам вслух его письма, но это был какой-то странный, придушенный смех.

На прошлой неделе Уинни пропала. Она сказала, что пойдет на прогулку. Лишь потом я увидела, что бумажник Спенсера пропал. Я спросила Уинни: «Ты с кем-то встречалась во время прогулки?» Она ответила отрицательно.

Спенсер до сих пор ведет тупорылое шоу на радиостанции WSXT и каждую неделю посвящает ей песню. «Это для Вэл», – говорит он и неизменно выбирает слащавую любовную песенку. Мы слушаем в хижине и стонем от восторга. На этой неделе он поставил «Пойми меня правильно» в исполнении Элвиса Костелло, и я подумала, что мы умрем от смеха.

Когда он не ставит песни, то читает стихи или болтает всякий вздор о природе. Иногда он радует своих слушателей «духовной музыкой». Боже ты мой!

Главной темой этой недели были лоси. Он прочел статью о них в каком-то журнале о дикой природе и решил посвятить передачу «их величественной красоте и силе». Просто блевать тянет от такого возвышенного слога. Спенсер прочитал вслух большую часть статьи, процитировал всевозможные скучные факты о лосях и попросил людей звонить ему со своими «лосиными историями». Именно тогда мне пришла в голову блестящая идея. Истинное вдохновение и впрямь иногда похоже на удар долбаной молнии!

Я попросила Генри подойти к платному телефону в универсаме и позвонить на станцию. Он может говорить с густым вермонтским акцентом, прямо как его дед. Так вот, Генри рассказал историю, как несколько недель назад поздно вечером он ехал по шоссе № 2 и едва не врезался в молодого лося. Он вышел из автомобиля, чтобы посмотреть, – старый пердун всю жизнь прожил в Вермонте и ни разу не видел лося так близко. И тут этот чертов лось заговорил с ним. Когда Генри дошел до этого момента, Спенсер начал смеяться, но старина Генри осадил его: «Нет, сэр, сначала выслушайте меня. Это абсолютно серьезно. Лось раскрыл пасть и заговорил».

«Ну, и что он сказал?» – спросил Спенсер прямо в живом эфире. Мы слушали радио в хижине и покатывались со смеху.

«Он задал мне загадку».

«Какую загадку?» – спросил Спенсер.