Он шел по тропке до самого низа, пока не узнал тыльную сторону дома священника с его садом и загоном, курятником и конюшней. Проезжая мимо окна кабинета Лэйси, он заглянул в темную безлюдную комнату сквозь частый оконный переплет и задался вопросом, как же он повезет книги. Спешившись у ворот, он привязал Мэй к столбу и двинулся по узенькой тропинке к двери дома. Стучаться он не стал.

Внутри вместо всегдашней тишины, нарушаемой лишь тиканьем часов, слышались женские голоса. Судя по всему, доносились они из кухни. Две женщины о чем-то спорили на повышенных тонах, явно не услышав, как подъехал Фэйрфакс. Первой его мыслью было облегчение: не придется опять с порога пристыженно оправдываться перед встревоженной миссис Бадд. Он решил, что сначала соберет свои вещи, и находился уже на середине лестничного пролета, когда, повинуясь какому-то внутреннему толчку, остановился и прислушался. Спор, похоже, был далек от конца. Слов Фэйрфакс разобрать не мог, лишь два четко различимых голоса. Один принадлежал миссис Бадд, другой — более молодой и звонкий — был ему не знаком.

Нет, не могло же этого быть?

Тихо и смущенно — прежде подслушивать было не в его характере, а теперь он делал это по два раза на дню — Фэйрфакс спустился по лестнице обратно на первый этаж и прокрался по коридору. Голоса внезапно умолкли, будто его присутствие обнаружили. Он подошел к кухонной двери и приоткрыл ее, потом распахнул.

Миссис Бадд, сгорбившись, сидела за столом, уткнувшись лбом в скрещенные руки. Роуз стояла спиной к буфету. Лицо ее раскраснелось, грудь ходила ходуном. При виде него она зажала рот ладонью. Агнес вскинула голову — посмотреть, что происходит, — и вновь уронила ее на руки со стоном.

— Роуз? — сказал Фэйрфакс. — Ты можешь разговаривать? — Та продолжала зажимать рот рукой. Ее взволнованное дыхание переросло в подавленные рыдания. — Милая Роуз, не надо так расстраиваться! Я просто счастлив слышать твой голос. Он у тебя чудесный.

Фэйрфакс протянул руку. Девушка сорвалась с места, протиснулась мимо него, пробежала по коридору и выскочила из дому. Хлопнула дверь.

Он озадаченно посмотрел на склоненную голову экономки:

— Миссис Бадд? Что тут происходит?

Экономка ничего не ответила.

Он выдвинул стул и сел напротив нее. Ее узкие плечи тряслись.

— Расскажите мне, если хотите, или не рассказывайте, если считаете, что так будет лучше. Я всего лишь заехал взять кое-какие вещи, а потом снова уеду. Сомневаюсь, что мы с вами еще встретимся. — (Она пробормотала что-то, неразборчиво, не поднимая головы.) — Ну что там у вас произошло? — продолжал уговаривать ее он. — Боюсь, вам надо выговориться.

Она вскинула голову. Ее влажные, с красными прожилками глаза напомнили ему те самые разбитые стеклянные сосуды на обочине.

— Что вы здесь делаете? — произнесла она с горечью. — Я думала, вы все еще в Эксфорде.

— Мы возвращались через пустоши, когда полил дождь, и решили заночевать у капитана Хэнкока. — Он наклонился к экономке. — Значит, она всегда умела говорить?

Агнес с вызовом во взгляде посмотрела на него, потом, похоже, в ней что-то сломалось, и она кивнула.

— Но как вам пришло в голову устроить такой обман? И главное, зачем?

— Она моя дочь, — ответила она просто. — Моя и отца Лэйси.

Из ее глаз снова полились слезы, и на этот раз Фэйрфакс не стал ее прерывать. Откровение о незаконном происхождении Роуз не особенно его шокировало. Теперь, когда Агнес призналась ему, он поразился тому, что не догадался сам: это было очевидно с самого начала. Надо полагать, не в одном священническом доме в Англии вынужденно хранили подобные секреты. Но выдумка насчет немоты Роуз не лезла ни в какие ворота.

Когда поток слез у миссис Бадд иссяк, он сказал:

— Все равно не понимаю, как ребенку удавалось играть эту роль восемнадцать лет.

Она утерла глаза манжетой:

— Не восемнадцать. Десять.

— Вы сказали мне, что она немая от рождения.

— Да. Мы всем так говорили. — Она со вздохом покачала головой, а потом, после небольшого нажима со стороны Фэйрфакса, принялась излагать свою историю. Поначалу это давалось ей нелегко, но мало-помалу слова потекли свободнее, будто она испытывала облегчение, выкладывая правду. — Я была замужем за одним человеком из Низеркомба… Когда он умер, я нанялась вести хозяйство к отцу Лэйси… Однажды ночью преподобный отец пришел ко мне в постель… Я знала, что это грех, но я ведь овдовела совсем молоденькой, мне было одиноко, хотелось тепла и ласки… Когда я обнаружила, что жду ребенка, то вернулась обратно в Низеркомб, к сестре и ее мужу, и до самых родин носу из их дома не казала… Своих детей им Господь не дал, они с радостью взяли Роуз и растили ее как свою дочку… Я часто навещала Роуз, она думала, что я ее тетка. Но однажды она случайно услышала наш разговор и узнала правду о своем рождении. Когда сестра и ее муж умерли от лихорадки, я упросила Тома — отца Лэйси — взять в дом нашу девочку. Поначалу он отказывался — сказал, что правда непременно всплывет и он лишится прихода. В конце концов он все-таки согласился, но только при условии, что она не будет говорить ни с кем из деревенских, пока он жив.

— И все же такой обман кажется невозможным!

— О, это оказалось не так трудно, как вы думаете. Роуз всегда была застенчивой. Когда я привезла ее, она еще не оправилась после лихорадки, никто из деревенских не отваживался подойти к ней из страха заразиться. Полгода она не выходила за порог. Подруг у нее так и не завелось. Наконец она перестала говорить даже дома.

— И все это потому, что отец Лэйси боялся за свое место?

Такая жестокость показалась ему невообразимой. Он снова был вынужден по-другому взглянуть на старого священника.

— Ну да. Раскопки интересовали его больше всего на свете — больше, чем мы, и не удивлюсь, если даже больше, чем сам Господь. Он говорил, что лучшего места для поиска древностей, чем наша долина, не сыскать на всей Земле. И не пережил бы, если бы лишился сана и вынужден был переехать в другое место.

— И теперь, когда его больше нет в живых, полагаю, она хочет говорить?

Экономка бросила на него обвиняющий взгляд:

— Это ваше присутствие ее изменило.

— Мое присутствие?

— Я же вам сказала тогда, преподобный отец: вы вскружили ей голову.

— Что ж, искренне сожалею, если доставил ей огорчение, но, по крайней мере, теперь она может отбросить это притворство. У нее не будет отбоя от кавалеров, миссис Бадд, в этом я совершенно уверен. Не сомневаюсь, вы обе не пропадете.

Его слова, казалось, не убедили Агнес.

— Но куда нам с ней идти?

— Зачем куда-то уходить? Новому священнику, без сомнения, понадобится экономка. А если нет, вы можете прясть, как остальные женщины.

— И как Роуз начнет говорить на глазах у деревенских после десяти лет молчания?