– Я рада, что ты остался жив, – произнесла царица, придав своей мысленной фразе повелительную интонацию. – После того, как ты вонзил в тиви копье, тебе следовало сразу же выпустить из рук древко.

– Вашими устами – да мед пить. Воистину золотые ваши слова, моя царица. Правда, было бы куда лучше, если бы вы дали мне этот совет до начала охоты

Царица слабо улыбнулась – к моему великому облегчению, она не сочла мои слова за оскорбительные. Я уселся на ратиера, которого по-прежнему держал слуга Хаваака.

– Прими мои поздравления, Корвас! – произнес Юва Им Ко.

– С чем? С тем, что я остался жив?

– С твоей первой добычей. – Он указал куда-то мне за спину.

Обернувшись, я увидел плавающую в воде тушу рыбы тиви. Рыбина была мертвой, мертвее не бывает.

Юва «пришпорил» своего подводного «коня» и вскоре оказался рядом с моей первой добычей. Вытащив из туши моего трофея копье, он при помощи его острия выковырял из челюсти мертвой рыбы шесть огромных зубов, которые скорее можно назвать клыками. Затем вырезал один из мясистых жгутов, свисавших с головы тиви, и с его помощью принялся мастерить из рыбьих клыков ожерелье. Когда ожерелье было готово, он повесил его мне на шею.

– Это на память о твоей первой добыче. В придачу к твоей храбрости оно придаст тебе также и силу рыбы-тиви. Когда ты женишься, ожерелье перейдет твоей жене. Все время, пока она будет его носить, твоя семья никогда не будет испытывать нужды в пище.

Я потрогал один из зубов и посмотрел на Лан Оту.

– Почему-то я не чувствую себя великим охотником.

– Корвас, в жизни вовсе не обязательно, чтобы ты в схватке с чудовищем проявил самообладание и одержал блестящую победу. Главное, чтобы ты вступил с ним в схватку. И самое главное при этом – попытаться ввязаться в бой. А исход боя – во власти одних лишь богов.

Я огляделся по сторонам.

– А где тот человек, которого мы хотели найти? Загонщик? Кажется, его зовут Вио Та.

– Он мертв. Тиви подстерег его.

– А как же пророчество? – Я обернулся к царице. – Что с пророчеством?

– То, что осталось от кожи Вио Та, передали хранителю книг. Нам известно, что текста пророчества на них не обнаружено.

– И что теперь?

– Как уже сказала тебе Лан Ота, самое главное – попытаться. Исход поединка – во власти богов.

«Мы можем лишь пытаться. Исход зависит только от богов».

Эти слова продолжали разжигать мое воображение, даже когда мы вернулись во дворец морской царицы. Кто бы мог подумать, что древние иткане, которые покинули свои родные места еще до того, как пришедшие в их край захватчики основали Искандар, выживут и создадут свое подводное царство? Если я на самом деле выполняю волю богов, то разве не может иметь смысл предположение о том, что боги предвидели крушение «Шелкового призрака» и создали Иланию для того, чтобы спасти Абрину и ее верного Проводника?

Но подобное вообще не может иметь какого-либо смысла. Допустим, что это в силах богов, но тогда возникает законный вопрос: зачем им это нужно? Подобное представляется мне не слишком целесообразным. Разве не разумнее было бы дать кораблю возможность благополучно следовать дальше? По моему мнению, было бы гораздо легче и проще успокоить бурное море и одарить кьенососских кораблестроителей судном более надежной конструкции. При этом я, конечно же, подумал о деньгах, боги же не беспокоятся по поводу таких пустяков, как деньги.

Илания оказалась ответом на мою молитву, обращенную к богам в то мгновение, когда «Шелковый призрак» пошел ко дну, но ведь не могло же все это огромное подводное царство появиться только ради одного меня? Изгнанники, бежавшие из своего древнего города семь столетий назад, скорее всего тоже взывали к своим богам, моля их о спасении.

Я посмотрел на спины двигавшихся впереди меня царицы и ее стражников. Илания стала откликом на многочисленные молитвы, так же как и на крушение «Шелкового призрака». Я, Корвас, стал ответом на мольбы тех, кто был одержим проблемой баватос. Но разве не сами боги создали эту проблему?

Неужели и вся наша жизнь – бесконечная череда испытаний, предназначенных для того, чтобы заставить даже неуклюжих увальней обратиться к богам? Но в чем же тогда смысл подобного?

Мне пришлось начать рассуждения с самого начала. Неужели духи, сделавшие возможным создание Илании еще семьсот лет назад, предвидели, что «Шелковый призрак» неизбежно пойдет ко дну? Тогда это может означать лишь одно – выходит, все то, что я называю своей жизнью, было заранее кем-то задумано. Раздумья о событиях моей жизни привели меня к выводу о ее бессмысленности. Это означало, что боги, видимо, в минуты скуки или озлобления иногда бросали взгляд со своих горних высей на землю, видели там Корваса в редкие мгновения его спокойствия и безмятежности и насылали на его несчастную голову всевозможные бедствия, чтобы хоть как-то развеять собственную скуку.

Мол, вот еще одно испытание, Корвас. Попытайся на этот раз достойно с ним справиться.

Затем мне вспомнились слова Закароса, которые процитировал мне Деломас: «Если бы мы все видели так, как боги, и могли делать выбор так, как это делают они, то мы сами были бы богами». Я подумал, что следует на время отказаться от дальнейших рассуждений. Попытка понять логику богов может оказаться за гранью моего воображения и понимания.

После того, как мы отдали наших ратиеров на попечение слуг и прошли в нижние покои дворца, нас всех снова натерли благоуханным маслом. Я почти не ощутил его на своем теле, и когда эта приятная процедура закончилась, то понял, что мне теперь неприятна сама мысль о том, что когда-нибудь придется натянуть на себя мокрую одежду. У меня сложилось впечатление, что привыкнуть можно ко всему – это лишь вопрос времени и достаточно большого числа тех людей, которые делают то же самое. Я чувствовал себя вполне спокойно и безмятежно, пока снова не оказался в обществе моих прежних попутчиков. Все они, за исключением Тах, были одеты.

Пробудившийся от сна и устроившийся на сплетенных из морской травы подушках Лем Вайл удивился моему сверхскромному одеянию.

– Неужели вы стали иланийцем, Корвас? – поинтересовался он.

– Нет. Однако мне вполне тепло и сухо. Это больше того, что я могу сказать всем вам остальным. – Я посмотрел на Тах, одетую все в ту же крохотную набедренную повязку. – С одним лишь возможным исключением.

Меня нисколько не удивило то, что Тах уже в следующее мгновение избавилась от своего сомнительного предмета одежды. Она напомнила мне грациозное дикое животное, которое насильно заставили натянуть на себя глупую человеческую одежду на время гастролей какого-нибудь цирка и которое, воспользовавшись представившейся возможностью, быстро от нее освободилось.

– Тах, – позвал ее Лем Вайл. – Наверное, стоит оставить излишнюю скромность. Самое разумное в данную минуту – снять с себя мокрые тряпки.