Эл-Ит стояла неподвижно и наблюдала, как светлеет небо, ощущая, что в голове опять неторопливо появляются мысли, о которых она давно позабыла. Она обрадовалась им, как старым друзьям: «Ах, вы тут! Я и забыла про вас! Привет!» От многого она отказалась, когда уехала туда, в низинную страну Бен Ата, — и все же боль по нему не проходила.

Эл-Ит немного побродила по краю степи среди низкорослых кустов и папоротников, и Йори следовал за хозяйкой. Теперь она терпеливо ждала, когда же вернется ее прежняя сущность, когда она вновь обретет себя. Эл-Ит хотела выбросить из памяти, забыть ту глубоко тоскующую женщину Зоны Четыре. Но происходило что-то совсем другое: вскоре она уже вспоминала свое пребывание в Зоне Четыре спокойно и бесстрастно, как бы со стороны. Она знала об этой стране все, она ее понимала — и видела даже ту Эл-Ит, какой она была в Зоне Четыре. И могла смотреть на нее без отвращения или сожаления.

Эл-Ит снова вскочила на Йори и медленно поехала вперед, в спокойной уверенности, что вернется домой, уже вновь став самой собой и частью своей страны. Она оторвалась от своей зоны и сейчас чувствовала себя сторонним наблюдателем, путешественником, но не частью родной земли.

Понемногу Эл-Ит становилось страшно. Ладно, скоро кто-нибудь встретится, и по их реакции она все поймет… и вскоре так и произошло. Появилась группа всадников с гор, они помахали ей и прокричали приветствия. И ускакали своим путем. Но не назвали ее по имени. Итак, она для них уже не невидимка. Но еще и не Эл-Ит.

Она переехала через перевал, где ей встретилось множество разных людей, но никто не обратился к ней как к Эл-Ит, хотя все приветствовали ее с обычной вежливостью, и она отвечала тем же.

Скача по своей прекрасной стране, Эл-Ит узнавала каждый поворот дороги, каждый промелькнувший мимо горный пик, чувствуя себя легкой, словно сухой лист. Какой-то долей сознания она понимала, что происходит, и обретала смирение, похожее на сдерживаемое горе.

Эл-Ит не рассчитывала, что ее примут назад в ее прежнем статусе. Она чувствовала, что теперь возникла граница между нею и окружающим. Она утратила чувство радостного единения с землей, с лесом и воздухом, которым обладает каждый житель ее родины, вот почему она всегда сразу понимала их и всё, что ей следовало понимать про своих подданных, ведь она и была ими. Но теперь Эл-Ит больше не была и частью Зоны Четыре, и не будет снова уже никогда: что за жизнь ей предстоит — ездить туда на шесть месяцев, знать, что придется вернуться обратно сюда, — и навещать сына и мужа, женатого на этой чужестранке, с которой ей еще придется познакомиться, — нет, даже обдумывая эти перспективы, Эл-Ит понимала, насколько она теперь отдалилась от себя прежней. И теперь она обречена навечно оставаться посторонней, чужой повсюду, куда ни придет.

Добравшись до дворца, Эл-Ит сама отвела коня на конюшню, и работавшие там мужчины и девушки вначале уставились на нее с сомнением, потом пошептались и снова стали разглядывать подозрительную женщину. Она сильно изменилась, и они не могли ее узнать. Они обрадовались, когда незнакомка оставила им коня и ушла.

Эл-Ит поднялась в свой дворец по большой лестнице, миновала комнаты, где люди жили без нее своей, вполне уютной жизнью, и прошла в свои покои. И сразу поняла, что они ей уже больше не принадлежат. На ее низкой кушетке теперь явно спал кто-то другой. В больших шкафах висели чужие одежды.

Она села в нишу у окна и стала ждать сестру, которая, скорее всего, теперь заняла ее место. И теперь она сестре не нужна.

Вскоре пришла Мурти и ничуть не удивилась — потому что вся эта история, как она была задумана Надзирающими, и не должна вызывать удивления. Но Эл-Ит увидела по тому, как задергалась мышца на лице сестры, что ее приезд создал проблемы для Мурти.

Сестры посидели вместе у окна, понаблюдали за небом, потемневшим к вечеру, и постарались найти общий язык. Но Эл-Ит ничего не могла поведать сестре о своем опыте проживания в Зоне Четыре.

Теперь она принадлежала той зоне. Так Эл-Ит поняла по реакции сестры, когда сообщила той, что каждые шесть месяцев ей придется уезжать туда, к своей семье… которая ей больше не семья! И так же реагировали все, с кем она встречалась в последние дни. Они узнавали ее как Эл-Ит, свою королеву. Вернее, она была их королевой, — но теперь ее место заняла Мурти. Для подданных она уехала, ее отослали Надзирающие, невидимые правители их жизни, и она уедет снова. Для них она теперь чужая. И в этом Эл-Ит убедилась по тому, как люди смотрели на нее, говорили с ней. Она теперь подолгу стояла перед зеркалом, часами — чтобы уловить в своей внешности перемены, которые говорили всем, что она больше не гражданка своей собственной страны. Но ей-то казалось, что она ничуть не изменилась. Ну, может, чуть-чуть… стала более земной женщиной, что ли? Нет, есть другое слово; оно пришло Эл-Ит в голову, когда она ездила по стране мужа: «приземленный». Это относится к людям тяжелым, не излучающим света, недалеким. В которых не было и в помине легкой теплой живости ума, присущей ее народу. Не тогда ли и она сама стала приземленной? Недалекой? Эл-Ит покружилась перед зеркалом, оглядывая себя сбоку, сзади. Наклонилась к зеркалу, стараясь увидеть себя словно бы со стороны… разглядеть выражение глаз, когда она расслаблена или сосредоточена… Нет, слово «недалекая» точно к ней не применимо. Но она заметила в себе какую-то угловатость, худобу. Где ее былая улыбчивость и быстрота реакции, — присущие ее народу, который теперь больше не ее народ? Всё ушло безвозвратно.

Мурти, обнаружив сестру у зеркала, сразу поняла, что ее беспокоит, подошла и встала рядом. Обе вместе смотрели на ее отражение.

— Что со мной? — прошептала Эл-Ит, глядя на Мурти глазами, полными слез.

— Ох, Эл-Ит, ты так далеко ушла от нас… слишком далеко. — И это было все, что могла сказать Мурти.

Они немного поплакали вместе, в своей оконной нише. Но уже все изменилось. Вскоре Мурти надо было возвращаться к своим обязанностям — прежним обязанностям Эл-Ит. И Эл-Ит знала, что ее не попросят ни снова взвалить их на себя, ни даже разделить.

А что же «мужья»? Ее вторые половинки? Бродя по комнатам своего бывшего дворца, по своим прежним местам конных прогулок, по улицам своего города, Эл-Ит их встречала, ей радовались, ей рассказывали новости — но какие новости могла в ответ сообщить им?

Если бы ей пришлось рассказать соотечественникам о своем браке с королем-воякой, они бы ей просто не поверили.

Таким образом связи с ними тоже оказались разорваны. Как и связи с «ее» детьми. И Эл-Ит невольно призадумалась, что же означали когда-то эти связи и узы, если теперь кто-то другой занял ее место и по ней вовсе не скучают. Правда, дети сперва искренне ей радовались: «Эл-Ит, Эл-Ит, где ты была все это время?» И толпились вокруг нее.

Но, поскольку она стояла молча, не в состоянии ответить, ибо в голове были только мысли о той темной болезненной связи с Бен Ата и сыном, из которого вырастет — скорее всего — генерал армий Зоны Четыре, дети вскоре потеряли интерес к ней, неподвижной и отчужденной, и вернулись назад, к тем женщинам, своим другим матерям, в том числе и к восхитительной, милой Мурти.