— А ты поверь мне на слово.

Слушая эту перепалку, Дабиб быстро переводила взгляд с одного на другого, как всегда, радуясь, что супруги не ссорятся, а только обмениваются репликами, потому что при их ссорах она очень огорчалась, подспудно считая себя виноватой. Хотя бы отчасти.

— Смешно слышать от вас эти слова, Эл-Ит, — вмешалась она. — Как раз на прошлой неделе одна наша женщина, у нее не так давно родился первенец, тоже видела этот сон, и она, хоть и очень смущалась, все-таки рассказала его подругам, и не помню кто сказал точно такую же фразу: «Интересно, откуда берутся такие сны?» Мы, конечно, постыдились бы обманывать, да нам подобное и в голову не придет, такое и не выдумаешь, — но эти странные сны видим все.

— Вероятно, это записанный в подсознании опыт далекого прошлого, — предположила Эл-Ит.

— Не хотелось бы мне думать, что такое допускали у нас в зоне, — добродетельно сказала Дабиб. — Боже упаси. Ничего в этом нет хорошего, верно? Даже думать не стоит.

— Не знаю, — ответила Эл-Ит. — Вот это-то меня и заинтересовало. Такой был приятный сон, но дело не в этом: трудно его понять потому, что это было похоже на ритуал. Как будто это долг, мне предписанный… и только сейчас, проснувшись, я сообразила, что это нехорошо.

Бен Ата буквально зарычал:

— Ты бы хоть в присутствии короля постыдилась! Разве можно говорить такие вещи вслух!

— А что такого? У короля ведь тоже была мать! — возразила Эл-Ит, и Бен Ата снова зарычал, а Дабиб запротестовала:

— Ой, госпожа, пожалуйста, не надо.

— Да брось ты, вечно ты меня удивляешь. Вам не понять, но некоторые вещи повергают меня в недоумение. Вот, например, как это так получается, что ваши женщины всегда с удовольствием считают своих мужчин или врагами, или безнадежными идиотами, или инфантильными юношами?

И Дабиб, и Бен Ата молчали; упрямое молчание — излюбленная тактика тех, кто не желает отвечать и хочет сохранить при этом свои позиции.

— Представляю, если я увидела бы такой сон в Зоне Три… Честно скажу, все мы о нем говорили бы, обсуждали, что он может значить, сразу полезли бы в архивы и обратились к историкам, — задействовали бы все резервы. И что-нибудь непременно отыскали бы. Нам бы и в голову не пришло держать его в секрете от мужчин, рассказать только женщинам.

И снова наступило молчание. Потом Бен Ата сказал обиженным хриплым голосом, все еще стоя к ним спиной: мол, он просит прощения за свою отсталость, но привыкать к таким передовым идеям надо долгое время.

— Пожалуй, я лучше соглашусь, пусть меня считают идиотом и инфантильным юнцом. — С этими словами он обернулся к ним, с улыбкой подошел к тахте, твердо решив улыбаться и проявлять доброжелательность, а не взрываться от раздражения, хотя внутри у него все кипело.

Рассудив, что: «семь бед — один ответ», он даже сел на тахту возле Дабиб, и они весьма гармонично смотрелись рядышком, а Эл-Ит сидела на полу с ребенком и улыбалась им. Все трое были в душе возмущены, но сдерживались.

— Может, этот сон прилетел сюда из Зоны Пять? — вымолвила наконец Дабиб. — Мы все знаем, на что способны те дикари.

— Никогда ничего подобного о них не слышал, — возразил Бен Ата, думая, что у него вообще-то никогда и не было возможности услышать подобное, ибо он интересовался исключительно сражениями и трофеями.

— Но откуда-то этот сон взялся, — настаивала Эл-Ит, — раз он подспудно заложен в головах женщин этой Зоны. Причем такой яркий, что и я теперь, оказавшись тут у вас, тоже увидела этот распространенный сон. Значит, что он хранится где-то в закоулках и твоего подсознания, Бен Ата.

— Ну уж раз тебе хочется так думать, Эл-Ит…

И все принужденно засмеялись. Момент был непростым для каждого. Бен Ата старался преодолеть свои подозрения: сон просто ерунда, ему было не пережить этого триумвирата — вот они сидят втроем все вместе, с виду так близки и приспособились друг к другу.

А Дабиб понимала, что виновата, но утешала себя тем, что не она инициатор адюльтера, не она добивалась знаков внимания со стороны Бен Ата, и не ей отказывать своему королю. Ну а раз Эл-Ит по-прежнему относится к ней приветливо и доброжелательно, значит, не обвиняет ее ни в чем.

А Эл-Ит охватила ревность. Но не в примитивном смысле. Она чувствовала, что одинока. И увидев их вместе, своего мужа и женщину, к которой он неравнодушен, сидящих напротив нее, со схожими фигурами, похожих друг на друга своей выносливостью и долготерпением, невольно почувствовала, что она тут лишняя, исключена из их компании. Где-то в глубине души Эл-Ит горько плакал ребенок, о существовании которого она до сих пор не подозревала: «О-о, меня не любят, я тут лишняя, они любят друг друга больше, чем меня».

«Когда я уеду отсюда, — думала Эл-Ит, — Дабиб останется с моим мужем, и я даже буду этому рада, потому что не хочу, чтобы Бен Ата был одиноким. Все правильно, между ними много общего, а я для них обоих чужая…» Сердце королевы терзала тоска. И все же она улыбалась по возможности доброжелательно.

— Эл-Ит, — обратилась к ней Дабиб, — у нас этот сон воспринимают так, что ребенка пора отнимать от груди.

— Вы так толкуете этот сон?

— Да. Если мы еще не отлучили от груди наших мальчиков, то когда матери приснится этот сон, тогда сразу отлучаем. Это значит, что внутренне, хотя ты этого и не знаешь, вы с сыном уже больше не единое целое. Он почувствовал себя мужчиной.

— Отлично, тогда я так и сделаю.

Дабиб поднялась и ушла в покои Эл-Ит, тактично оставив супругов вдвоем. А Бен Ата, немного подождав и бросив одно-два замечания о том, что у сына здоровый вид, извинился и ушел: хватит с него на сегодня этой ужасной нервотрепки. Дабиб, Эл-Ит, опять Эл-Ит, Дабиб — и все снова и снова. И отчасти Бен Ата ушел и потому, что боялся, вдруг Эл-Ит снова захочет потащить его в постель, а по некоторым причинам он этого совершенно не хотел.

Так что вскоре король Зоны Четыре спустился с холма и попозже, уже ночью потопал к дому Дабиб. К тому времени Бен Ата уже весь издергался, постоянно думая о сне Эл-Ит.

Сон казался ему ужасным и сам по себе, но хуже всего было то, что так легко прозвучало в устах Дабиб: оказывается, этот сон приходит ко всем женщинам. Это прозвучало так, будто все опасности, которые он связывал с Зоной Три, — оказавшиеся в целом улыбчивым предательством, которое невозможно ни исключить из жизни, ни осудить, поскольку более точное суждение о них дают каким-то загадочным образом Они, Надзирающие, — как будто эти опасности тут, рядом, заключены в Дабиб, причем от них не избавишься уже никогда. Теперь для него половина населения его собственного королевства, женская половина, оказалась темным опасным болотом, из которого могли выскочить чудовища. И эта опасность вдруг совершенно внезапно предстала перед ним: теперь Бен Ата даже с сожалением вспоминал о своей предыдущей жизни, в которой никогда не задумывался о женщинах вообще. Он поймал себя на том, что надеется, когда Эл-Ит наконец уедет, обрести свое прежнее состояние ума, вновь стать здравомыслящим, — но боялся, что этого уже не будет.