Прежде чем ответить, Женя села, почувствовала, как от напряжения заломило в плечах, и вытянула перед собой на столе руки. Хотелось сжать кулаки и ударить. Нестерпимо. Вчера тоже такое было. С ветеринаром. А еще с Риткой.

– Кажется, – голос у Женьки был хриплый, чужой.

– Да, – закивала мама и уставилась на Женьку. – Смотрю, ты хмурая. Я тоже плохо спала. Все какая-то ерунда снилась.

И тут мама грохнула стакан об пол.

– Совсем, что ли! – отпрыгнула к стене Женька.

– Надоело все, – медленно, не своим голосом произнесла мама. – Худеешь, худеешь, а кому это нужно?

Она резко повернулась к холодильнику, достала масло, рубанула хлеба, намазала его и стала есть. Огромными кусками, давясь. В одной руке хлеб. В другой руке нож. Пол забрызган желтым.

– Вообще не жизнь, а ерунда! – говорила мама, размахивая ножом. – Ерунда и скукотища! Как мы живем? Как? – Она ткнула ножом в Женьку. Женька бы убежала от такого жеста, но она и так стояла у стены. – Нет здесь жизни!

Мама засунула в рот последний кусок хлеба, два раза жеванула, попыталась проглотить – и подавилась. Страшно выпучила глаза, открыла рот, из которого посыпался непрожеванный бутерброд, и, согнувшись, закашлялась.

За ее спиной стояла Акулина. Она медленно подняла голову, сквозь темные волосы сверкнули черные глаза.

Мама кашляла, подтянув к животу кулак. Лицо посинело. Она задыхалась, и это было страшно.

Акулина разомкнула спекшиеся губы. Весь вид ее говорил – если не ты, то тебя.

Женьку словно приморозили к месту. Она смотрела на мамины мучения и не шевелилась.

Губы черной девочки дернулись в кривой усмешке.

– Мяу, – пожаловался на пустую плошку Варфоломей.

Страх ударил в горло, перехватив дыхание, хлестнул по глазам слезами.

– Мама!

Руки тряслись. Первый удар по согнутой спине соскользнул, второй был точнее.

– Ой! – Мама перестала кашлять и выпрямилась. – Вот говорили мне – есть хлеб вредно для здоровья!

Женька попятилась. Она испуганно озиралась. Если не она, то ее. Кто? Откуда? На столе лежал пряник. Большой. В виде самовара. Крупными буквами на нем было выведено «СУЗДАЛЬ».

Не успела Женька это прочитать, как буквы принялись резво меняться местами. Сначала появилось слово «СУД», следом «УЗДА», потом «ДАЛЬ». Но вот буквы стали безобразничать: не только меняться местами, но и преображаться. Появились совсем невозможные слова: «УЗНАЙ», «СУДАРЬ». И финальное – «УБЬЮ».

– Ааааа! – С воплем Женька запрыгнула в ванную, задвинула щеколду. Вода ударила в белый бок раковины. Холодные капли прыгали по дрожащим пальцам. Набрать в ладони воды не получалось – она раз за разом выплескивалась до того, как была поднесена к лицу. Женька оперлась о раковину, тяжело навалилась. Нет! Этого не может быть! Она ничего, ничего не сделала! За что?!

Женька несколько раз глубоко вдохнула, выгоняя из себя дрожь, снова подставила ладони под воду. Сосредоточилась. Сейчас она осторожно донесет пригоршни до лица и умоется.

Осторожно…

Сложенные ковшиком ладони медленно двинулись из-под струи. Женька потянулась к ним лицом. Успела заметить свое дробящееся отражение. И тут же его заменило другое. Четкое и уверенное. С черными глазами за черными волосами.

Лицо упало в ладони. Женька вдохнула, набирая в нос и рот воды. Она хотела выпрямиться, но словно тяжелая рука давила на шею, не позволяя это сделать.

За дверью зашелся в истерике Варфоломей. Цокая когтями, он пронесся по коридору, завыл в прихожей. Что-то там с грохотом обвалилось.

– Что происходит? – спросил папа.

В ответ Варфоломей завопил.

– Женя! – постучал в дверь папа. – Пусти Вафлю!

Давление на шею исчезло, Женьку резко откинуло к стене, она ударилась головой о полотенцесушитель и сползла на пол. Вдохнуть все не получалось. Она сидела, разинув рот, и ловила воздух.

– Дочь! – звал из-за двери папа. – Варфоломей сейчас коридор испачкает.

Женька скосила глаза на кошачий лоток под раковиной. Вода неприятно полилась из носа и рта, и она наконец вдохнула.

– Что у тебя там? – не уходил папа.

Тяжело кашляя, Женька потянулась к задвижке. Дверь еще не успела открыться, а Варфоломей уже протиснулся в щель, прошелся лапами по Женьке и устроился в лотке.

– Что с тобой? – на пороге стоял папа.

– Все хорошо, – пробормотала Женька, с трудом поднимаясь. Варфоломей потерся о ее ногу. Вид он имел печальный. Клочья шерсти свисали с его боков. – Мне надо… Там звали… Последний день каникул…

– Мать! Что у вас опять с утра? Может, врача?

Мама вышла на порог кухни.

– Не знаю, – тихо произнесла она.

Дальше Женька не слушала. Она бочком проскочила мимо папы, пробежала прихожую, стараясь не смотреть в зеркало. Когда тебя хотят убить, то лучше не отвлекаться на мелочи, а бежать, бежать как можно быстрее.

В комнате она вытянула из кучи вещей свитер, ногой из-под кровати выудила джинсы. Забыв про носки, прыгнула в угги. Дубленка, шапка в рукаве.

– Ты куда? – спросила мама.

– Ты куда? – стоял на пороге гостиной папа.

– Мр? – спросил Варфоломей, усевшись в дверях ее комнаты.

– Мать! Сделай что-нибудь! – всплеснул руками папа.

Они все хотели ее задержать. Они хотели, чтобы она провела день в квартире, где теперь живет Акулина, которая собирается отомстить за то, что ее кто-то неудачно вызвал. Нет, не напугать она хочет. Убить. Это же так естественно!

Обо всем этом Женька думала, летя по ступенькам на улицу. Одевалась на ходу. Чуть не упала. Нет, врешь! Ее так просто не возьмешь! Женька пощупала бока. Вроде все на месте. Прокашлялась. Голос есть. Голова? Голова на месте. Глаза? Заглянула в зеркало около лифта. Нормальные глаза. Серые. Волосы разлохматились – она не успела с утра причесаться. Щеки как всегда красные, губы обветренные. Так, дубленку застегнуть, перчатки надеть. Шапку на уши. Три глубоких вдоха. Сорок восемь, сорок девять – не стоять, двигаться!

И тут у нее зазвонил телефон.

Зая?

– Ты еще никого не убила? – радостно спросила она.

От гнева перехватило дыхание, раздражение накатило сразу, словно молния перед глазами сверкнула.

– Да пошла ты! – рявкнула Женька в трубку.

– Ага, – веселилась Зая. – Значит, скоро убьешь. Я к тебе не пойду, ты буйная. И правильно, что Ритка не пошла. А то бы тоже получила подарочек! Тебе надо найти Ваву.

– Зачем? – Женька сунула руку в карман. Эх, жаль, она украшения дома оставила, а то можно было бы Вавке отдать. – И какой подарочек Ритка бы получила?