всплывают тяжёлые жеребьи товарищей, а лёгкий Садков жеребий уходит в воду. Тут Садко говорит: "Это по меня смерть пришла, это меня требует к себе царь Морской за то, что много лет хожу я по морю, а царю Морскому не давал никогда дани-пошлины…". И берёт Садко свои гусли золотострунные, велит спустить на море доску (в одном пересказе она названа шахматницей с золотыми тавлеями), и только он сходит со своего корабля и садится на эту доску, в то же мгновение все корабли снимаются с места и беспрепятственно плывут далее. Между тем, оставшись один на волнах, Садко опускается на дно морское и находит там палату белокаменную и видит в ней Морского царя. "А, вот и ты, Садко, богатый гость! — говорит ему царь Морской. — Давно уж я тебя жду. Ты, сказывают, на гуслях играть мастер: ну-ка, поиграй, потешь меня!" И стал Садко Морского царя тешить, заиграл в гусли звончатые, а Морской царь зачал скакать, начал плясать, а Садка угощал питьями разными. Играет Садко уже третий день, и оттого сильная буря стоит на море, стало разбивать много кораблей, стало много тонуть народа. Принялись люди молиться Николаю Можайскому, и тогда вдруг очутился перед Садкой старик седатый, он останавливает и говорит ему: "Не играй ты больше на гуслях! Сине море всколебалося, быстры реки разливалися, много тонет понапрасну народа православного. Разорви ты струны на своих гуслях, выломай ты шпенечки, и если станет спрашивать Морской царь, говори, что не на чем тебе больше играть. И если станет тебе сватать царь Морской в синем море девицу-красавицу, пропусти ты первые триста девиц, пропусти потом и другие триста девиц, и третьи триста девиц: позади идёт девица-красавица Чернава — ту и бери за себя замуж. Только как ляжешь спать в первую ночь, не твори с женою блуда в синем море; и если не сотворишь блуда, будешь опять в Новгороде". А на свою бессчётную казну построй церковь соборную Николе Можайскому (по одному особенному пересказу, все эти наставления и приказания даёт Садке царица Подводная, или Поддонная). Садко исполняет данное ему приказание: сломал свои гусли, перестал играть, а потом, когда Морской царь стал ему сватать девицу-красавицу, он пропустил сначала первые триста девиц, потом другие и третьи триста девиц и взял себе замуж девицу-красавицу Чернаву, которая шла позади всех. Но в первую ночь он не творил с нею блуда и, проснувшись утром, очутился в Новгороде, "на крутом кряжу над рекой" (по иным редакциям, сам Морской царь "поставил Садка на его корабль"). Поглядит, а тут бегут по Волхову все корабли, с которыми он в начале песни ехал. Между тем и жена Садкина, и дружина его верная не чаяли уже более увидать Садка: "Остался Садко в синем море! Не бывать Садке со синя моря!" — говорили они. А он тут как раз на крутом кряжу и стоит. И тогда зарадовалась жена его, брала Садка за руки, целовала в уста сахарные. Начал Садко выгружать с кораблей именье — бессчётную золотую казну, и, как выгрузил, построил церковь соборную Николе Можайскому, и не стал более ездить на сине море, стал поживать Садко в Новгороде.

Во всём этом рассказе, кроме некоторых совершенно внешних подробностей обстановки, нет ничего не только новгородского, но даже вообще русского по коренному происхождению и по деталям. Тут нечего искать ни Новгорода, ни Волхова, ни русского моря, ни русских купцов, ни русских вообще людей. Всё чужое, всё пришло в нашу песню — с Востока.

Мы можем представить довольно много азиатских пересказов только что приведённой песни о Садке, потому что, по-видимому, это сказание было столько же любимо, сколько и распространено по древнему Востоку. Начнём же с пересказов брахманских как более древних.

В очень древней и неразвитой форме наш рассказ о Садке встречается в Гаривансе как предание о происхождении поколения Ядавов. Здесь мы читаем следующее: "Однажды царь Яду поехал прогуливаться по морю в сопровождении благородных жён своих, подобный богу Месяца, окружённому созвездиями. Он увлёкся слишком далеко и, несмотря на свою силу, был похищен Дхумаварной, царём Нагов (змеев), который повлёк его сквозь волны в свою столицу. Столбы, двери, дома этого города были из драгоценных камней, со всех сторон висели жемчужные гирлянды: глаза были поражены красотою тысяч разных раковин, сверкающих блеском алмазов, великолепием удивительных деревьев, у которых листья и ветви были коралловые. Все улицы были наполнены множеством женщин из змеиного подводного народа. Сквозь прозрачные волны Яду стал рассматривать этот змеиный город, построенный столь же прочно на воде, как бы на суше. Без всякого страха он вступил в этот город и тогда пришёл ко дворцу, по виду похожему на облако и наполненному женщинами-змеями. Ему поставили великолепное седалище, всё из драгоценных камней, украшенное лотосовыми листьями и с золотым лотосовым листом наверху. Когда он сел, доблестный Дхумаварна, царь Змеев, сказал ему: "Твой отец поднялся уже на небо (умер), создав славу своего народа и родив такого сына, как ты. Ты должен идти по его следам. Ты будешь отцом Ядавов, и отец твоей навсегда основал славу этого поколения, богатого героями. Ты видишь, царь, моих пятерых дочерей; они молоды и непорочны. Женись на них, и я дам тебе дар, сообразный с твоим достоинством: твоё поколение разрастётся в семь знаменитых ветвей". Итак, Дхумаварна отдал этому Яду молодых царевен, и брак сопровождался возлияниями, предписанными законом. Царь Змеев, счастливый этим браком, дал своему зятю обещанный дар. Он дал также великолепное приданое каждой дочери своей. А отец Ядавов, богатый такою будущностью, взял с собою новых жён и вышел из воды подобно месяцу, поднимающемуся из глубины морей. Герой появился среди пяти царевен, словно светило ночи, блестящее посреди созвездия из пяти звёзд. Он снова увидал свой гарем, а сам был одет в брачные одежды и украшен божественными гирляндами. Увидав Яду, все его жёны почувствовали новую жизнь, точно будто при возвращении огня животворящего. Полный счастья, этот царь возвратился в свою столицу, где его ожидали ещё новые удовольствия".

Но в форме уже вполне развитой и как бы послужившей оригиналом для последующих, более поздних редакций, мы находим этот рассказ в Сборнике Сомадевы (брахманской эпохи) в числе похождений богатыря-брахмана Видушаки. "После одного долгого странствия, — рассказывает Сомадева, — брахман Видушака, родом из города Уджаини, пришёл в город Тамралиптику, лежавший недалеко от восточного моря. Там он сошёлся с