мужчина с аккуратной бородкой и ежиком седых волос на голове. Он заговорил с Дашей по-русски, почти без акцента. В его кабинете было сразу три вентилятора, и два из них работали так усердно, что расклеенные на маркерной доске исписанные иероглифами желтые стикеры трепетали от ветра как крылышки насекомых. Казалось, они живые. Несколько стикеров потоками воздуха сорвало на пол и унесло в угол, под табуретку, но, кажется, профессор совершенно этого не заметил. Он сидел за столом, стиснув зубы, под мышками — темные, мокрые пятна. Он постоянно протирал лицо и шею платком, но это не помогало — через минуту в морщинах на лбу и под носом снова блестели крупные бисерины пота. Ему явно было нехорошо, и он прикладывал огромные усилия, чтобы оставаться в сознании.

Даша достала диктофон и выложила на стол.

— Вы не против, если я запишу разговор? Собираю свидетельства для отчета.

Увидев диктофон, профессор оживился. Возможно, он неверно понял Дашину просьбу, решил, что она берет у него интервью, и начал рассказывать о себе. Говорил минут десять, в основном жаловался, и слушать его было тяжело, как продираться сквозь бурелом, Даша все никак не могла улучить момент, чтобы вклиниться в его речь и задать хоть один вопрос. Китаец жаловался, что местные считают его оккупантом, колонистом, хотя он тут даже не по своей воле, он «боча-хули», хромой лис. Этот оборот китайские изгнанники принесли в русский язык вместе с другими атрибутами своей культуры — у выражения «боча-хули» было несколько значений: в основном так называли бестолковых, бесполезных для общества людей, окруженных аурой невезения, но еще так называли ссыльных. Одним из таких «боча-хули» и был профессор Ван Шо. В Китае он был известным ученым, написал несколько научных работ о посттравматическом стрессовом расстройстве, но пару лет назад его арестовали и обвинили в передаче данных иностранцам только на том основании, что он выезжал за границу; его бросили в тюрьму, а затем в соответствии с новым «законом о помиловании» депортировали сюда, в ОРКА, в бывшее Черноземье, формально здесь он мог продолжать заниматься исследованиями, по факту же — теперь на нем было клеймо, его социальный рейтинг обнулился, и уехать из Пятигорска он не мог, ни о какой научной карьере — в Китае или где-либо еще — не могло быть и речи. Китай был для него тюрьмой, Россия стала лимбом, хромой лис как он есть — везде чужой, нигде не нужен.

Когда он, наконец, заговорил о пациенте, Даша вздохнула с облегчением.

— Ну что я все о себе, — улыбнулся он. Он, очевидно, давно хотел выговориться и был рад, что нашел, наконец, свободные уши. — Вы приехали узнать про Хлебникова, — сказал он уже более серьезным, профессорским тоном. — Я полагаю, вам известен термин ССГ. — Даша кивнула. — Михаил Юрьевич, судьбой которого вы интересуетесь, уверен, что аномалии — это его погибшие родственники. — Один из вентиляторов в углу затрещал и остановился. Профессор поднялся из кресла и, ругаясь, подошел к нему. Он был в сланцах на босу ногу, при ходьбе сланцы шлепали по кафелю: сцок-сцок. Он ударил вентилятор, словно бы дал ему подзатыльник, и вентилятор снова затарахтел. Пару секунд профессор с закрытыми глазами стоял, подставляя лицо под поток воздуха, что-то тихо сказал по-китайски, потом вернулся за стол и стал читать с монитора.

— Эм Ю Хлебников. 48 лет. ССГ в тяжелой форме. Третья фаза. — Он посмотрел на Дашу поверх папки, затем глазами указал на диктофон. — Это нужно объяснить? Для отчета?

— Я была студенткой профессора Видича…

— Видич, — Ван Шо перебил ее, махнул рукой, — Видич — профан. При всем уважении. То, что происходит с Хлебниковым и ему подобными, — это более тяжелая форма, последние пару лет я наблюдаю подобное у многих пациентов. Синдром развивается постепенно, у него есть несколько четких фаз. Видич знал только про первую: узнавание. Пациент видит в лице кадавра черты умершего родственника. Но есть еще две фазы, вторая фаза — слуховая. Пациенту кажется, что он слышит плач, стоны, а иногда и голос погибшего. Эта фаза чаще всего сопряжена с бессонницей, плач слышится по ночам. Так было и у Хлебникова, вернувшись с войны, он годами скрывал галлюцинации от близких.

— Погодите, — Даша терла переносицу, пытаясь собрать слова врача в единую картину, — если он верил, что кадавры — это, м-м-м, его родственники, зачем он вбивал им в голову гвозди? Зачем призывал других людей делать то же самое? Это как-то…

— Это одна из последних стадий ССГ, о которой профессор Видич, — фамилию коллеги Ван Шо произнес с нажимом, — ни черта не знал. Местные верят, что, если в кадавра забить гвоздь, он замолчит, перестанет скулить. Вы, возможно, видели все эти иконы с молотками и гвоздями. Они оттуда и взялись. Это святой Самаэль, покровитель кузнецов. Он известен тем, что забил гвоздь в голову своей дочери.

— Один гвоздь? Я видела кадавра, в которого вбили восемь.

Ван Шо пожал плечами.

— Так работают навязчивые состояния. Пациента мучают видения прошлого, он забивает в кадавра гвоздь, и его отпускает, пациент чувствует эйфорию, освобождение. Но проходит время, и они возвращаются. Тогда пациент берет еще один гвоздь и опять калечит кадавра. Его снова отпускает. Но если в первый раз состояние покоя длилось, скажем, неделю, то второй вбитый гвоздь уже не так эффективен, и все возвращается уже через шесть дней. Это как наркотик, чем чаще пользуешься, тем слабее эффект, тем сильнее зависимость. В случае с Хлебниковым эффект быстро исчерпал себя — спустя месяц он уже вбивал в тело кадавра по два гвоздя в день, потому что иначе голоса прошлого не желали уходить. Причем на самом деле гвозди, конечно же, не дают никакого эффекта — чистое самовнушение.

— Эти гвозди, — сказала Даша, — мне показалось, они непростые, там какая-то гравировка на стержнях и на шляпках.

Ван Шо кивнул.

— Где горе — там мошенники. Люди с ССГ не пользуются обычными гвоздями, они покупают так называемые гвозди Самаэля. Считается, что только эти особенные гвозди помогают. Это, конечно, бред. Гвозди самые обычные, просто разрисованы рунами. Но местные мошенники рекламируют их как единственный способ заставить кадавров замолчать. А люди в отчаянии, как вы понимаете, готовы на все. Вот и возникла целая индустрия — продажа красивых ритуальных гвоздей.

>>>