– А Гассион утверждает, что лучше умереть холостым, ибо жизнь человеческая не стоит того, чтобы передавать ее другому.

– К черту твоего Гассиона.

– Ты не боишься? – Теодор намотал на палец прядь ее блестящих волос. Он любил эту женщину до самозабвения.

– Чего? – непонимающе взглянула на него Камилла.

– Эпохи.

– Эпохи? – Она непонимающе нахмурилась.

– Начинается новая эпоха, – объяснил он то смутное, что тревожило его теперь. – Великий кардинал Ришелье скончался, и король ненадолго его пережил. Нынешняя победа герцога Энгиенского спасла Францию, королева не позволит править кому-то еще, кроме себя и Мазарини. Эпоха великих людей, казалось бы, закончилась, – но ты видела, на что способен герцог. Я считаю, что наступит день, когда его назовут – нет, не Львом Франции, это прозвище по праву носит другой, – а просто Великим Конде. Он заслужит такое имя первым из этой фамилии, и будет его достоин. Я уверен.

– Эпоха великих людей только начинается, – задумчиво произнесла Камилла. – Анна... сильно повзрослела в последнее время. Она не позволит мужу больше помыкать собой. Она сильная женщина, Анри поддержит ее, он не последний брат Ордена и... неважно, – оборвала она сама себя. – Чего ты опасаешься?

– Смуты. Смуты на изломе эпох.

– Я не позволю тебе податься в политику, Теодор де Виллеру! – возмутилась Камилла. – И не думай! С твоими принципами там нечего делать.

– Я и не собирался, – несколько обескуражено заметил Теодор.

– Верное решение. Что же касается смуты... Чему быть, того не миновать.

– Знаешь, временами я чувствую себя искалеченным.

– Ты вовсе не калека, дорогой.

– Тело тут ни при чем.

– Знаю. Душу мы тебе вылечим. У меня есть несколько превосходных мазей и отваров – горько, но полезно.

– Я не шучу, Камилла. – Это и вправду беспокоило его в последние дни.

– Я тоже. – Ее глаза – вдруг показалось ему – стали цвета расплавленного янтаря. Это все вечернее солнце играет шутки... – Что бы ни случилось, мы встретим это вместе. Новая эпоха, старая эпоха... Какая разница, Тео?

– Действительно, – он привлек ее к себе. – Никакой разницы – для нас с тобой.