Они обернулись к двери, услыхав, что в аптеку кто-то вошел. Брам тоже оглянулся.

Эва, не замечая его, шла вдоль полок и уже собиралась зайти за прилавок, когда он окликнул ее:

— Эва?

Видно было, что она плакала, глаза опухли и покраснели. Она испуганно смотрела на него. Оба замерли, словно ожидая, что ситуация разрешится сама собой.

Аптекарша со спортивной фигурой потянулась через прилавок к Эве и сказала:

— Я все сделала, ты его сейчас заберешь?

Только теперь до Брама дошло, что Эва здесь работает. Как и Батья Лапински. Может быть, они знакомы?

— Ты здесь работаешь? — спросил он удивленно.

И по глазам увидел, что она растерялась, — замерла, положив руку на прилавок, глядя на него испуганно, словно ей хотелось убежать прочь. Но она быстро справилась с собой и выпрямилась.

— Погоди минуточку, Эва, — сказала она аптекарше, взяла Брама под руку и повела его вон из аптеки и в сторону, вдоль улицы, чтобы охранник не мог их слышать.

— Обними меня, — сказала она.

Брам обнял ее, и она прижалась к нему. Он чувствовал, как тяжело она дышит, словно после быстрого бега, словно внутри у нее что-то горит и пламя требует все больше кислорода. Брам крепко держал ее, боясь, чтобы она не упала, он чувствовал, что ноги не держат ее, но у него хватало сил на двоих.

— Брам? Держи меня крепче, пожалуйста. Держишь?

— Эва, — сказал он, просто чтобы назвать ее по имени.

Но она прошептала:

— Брам, Брам, меня зовут Батья. Я — мама Сары. Только для тебя я Эва. На самом деле я… я была мамой Сары…

Она заплакала и не могла больше говорить, а Брам не знал, что ему делать, что ему думать и что он должен чувствовать. Он понимал одно: надо обнимать ее покрепче, иначе она упадет.

Машины остановились у светофора, и он заметил, что на них смотрят, но лица за окошками выглядели безразличными, у всех были свои проблемы, свое собственное безумие.

Браму вдруг показалось, что он сходит с ума. Существовала ли на самом деле эта девочка, Сара Лапински? Случалось, что женщины объявляли о пропаже ребенка, которого на самом деле никогда не имели, и ребенок-фантом вызывал фантомное горе. Но он видел ее досье, Тарзан из Яффы тоже о ней знал, Икки говорил с полицией, с теми, кто долго занимался этим делом. И информация о людях из Вифлеема, и сообщение о похоронах — Сара существовала на самом деле. Батья — или Эва? — действительно вела себя странно. Но разве не странен мир вокруг нас, если в обычный день, начавшийся с приготовления завтрака, подогревания молока, душа и чистки зубов, твой ребенок внезапно исчезает с пляжа? Что здесь нормального? И как теперь вести себя?

Охранник, тощий, как скелет, йеменец в слишком просторной форме, не спускал с них глаз, словно боялся, что они ограбят аптеку.

Продолжая обнимать ее, Брам заговорил:

— Эва, или Батья, или как ты хочешь, чтобы я тебя называл, — ты немножко не в себе, да? Немножко чокнутая?

Она успокоилась и глубоко вздохнула, прижавшись лицом к его плечу. Потом сказала:

— Да, я — чокнутая. Я и сама это знаю. Мне хотелось стать какой-нибудь Эвой. Потому что нет ничего хуже, чем быть Батьей и вечно ждать возвращения своего ребенка. Ты и сам знаешь, каково это.

— Нет, — сказал Брам, — не знаю.

Он осторожно высвободился из ее рук, отвел волосы с ее заплаканного лица. Ему не хотелось здесь оставаться. Ему нужно было время. Или что-то другое. Что? Возможность вести ту жизнь, которую он вел, жизнь без прошлого?

— Ты ничего не рассказала мне о своей жизни, — сказал он.

— Но я никогда не врала тебе. Я только назвалась чужим именем. Вот и все.

— Почему?

— Я не могла жить дальше, как «мама Сары».

12

Двенадцать лет он не заходил в свою кладовку. Ключ с трудом повернулся в замке; чтобы открыть дверь, пришлось налечь на нее изо всех сил. Стол и компьютер, успевший превратиться в металлолом-перестарок, покрылись толстым слоем пыли, но чувствовалось, как все эти годы его кладовка терпеливо ждала возвращения хозяина. Тряпка, несколько минут работы пылесосом — и все снова чисто.

«Соображения, помогающие пролить свет на факты» — такое объяснение нашел он тогда своим занятиям. Семь досок висели на своих местах, коробки с игрушками Б. и его одежкой были составлены в углу.

Семь досок пятьдесят на пятьдесят, карточки, заметки, карты, распечатки, фото.

Он поглядел на первую. Ушел, по дороге встретил педофила, который забрал его с собой и убил? На вторую: ушел, и на дороге был сбит автомобилем или грузовиком, тело шофер в панике увез с собой? Доска номер три: ушел и утонул? Четвертая ставила верный вопрос: был похищен педофилом и убит?

Зачем вернулся он сюда теперь, после двенадцати лет пустой, потерявшей прошлое жизни? Он закрыл дело еще тогда. Странная реакция на то, что он узнал: Эва была мамой исчезнувшей девочки. Почему ему захотелось спрятаться здесь? Наверное, потому, что здесь он был хоть чуть-чуть ближе к своему малышу.

Через час он поднялся наверх и лег на раскладную кровать в своей комнате, голой и неуютной; он спал на ней еще мальчиком, когда приезжал из Амстердама в гости к отцу. И магазинная вешалка на колесиках, заменявшая шкаф, осталась от тех времен. Он поднялся и, взяв с собой фотографию мертвой Сары, вышел из комнаты. Немыслимо было отдать ее Эве. И он уничтожил фото.

13

В «Банке» его с утра поджидал Икки, приготовив стопку досье. Пять случаев: две девочки, три мальчика, пропали давно, cold cases.[66]Шансов, что кто-то из них еще жив, почти не оставалось, но родители просили еще раз проверить обстоятельства их исчезновения.

Стоило Браму усесться за стол, как Икки спросил:

— Ты виделся с мамой Сары?

— Да. Оказывается, я был с ней знаком.

— Как? Ты когда-то видел ее здесь?

— Я знал ее, но под другим именем. Я знал ее, как Эву.

— Эва? Кто такая Эва? Ее зовут Батья, разве не так? Слушай, я ни хрена не врубаюсь.

— Если честно, я тоже не врубаюсь.

— Ты не мог бы выражаться точнее?

Брам колебался. Даже если они с Эвой вели себя как идиоты, ему не хотелось выглядеть идиотом в глазах Икки.

— Нет. Я не хочу об этом говорить. Может быть, позже. Что это тут у тебя?

— Я думаю, что имею право на то, чтобы мне все объяснили, — сказал Икки резко.

— Да. Право ты имеешь. Но ты его не получишь. Что у тебя здесь?..

Икки несколько секунд грустно смотрел на него, но Брам не собирался больше обсуждать эту тему.