Руки у нее были стянуты за спиной, что делало изгиб позвоночника еще более крутым и добавляло боли в спине. Ноги были также связаны. А рот, как уже говорилось, заткнут.

– М-м-м… – повторила Мариша и чуть было не заплакала.

Надо же так глупо попасться! А ведь Смайл предупреждал ее, чтобы не открывала дверь никому. Так нет же! Захотелось быть вежливой! Вот и отдувается теперь. Если останусь жива, решила про себя Мариша, никогда больше не буду вежливой против воли. Кто мне не нравится, прямо в лоб об этом и скажу. И пусть обижаются, зато я цела буду!

Но увы, до этого светлого часа, когда Мариша, имея законные основания, могла бы наплевать на правила вежливости, было еще очень далеко. Пока что она находилась в крайне незавидном положении. И положение это с каждой минутой было все хуже и хуже. Ведь боль в безжалостно стянутых конечностях становилась все острей. И Мариша едва сдерживалась, чтобы не кричать.

К тому же она никак не могла понять, кто заставил Свету навредить ей. Или это была самодеятельность самой Светы? Она решила избавиться от соперницы, расчистив под шумок дорогу к Смайлу? Ну, в таком случае, Свету поджидал неприятный сюрприз в лице Маришиной мамы и сына. Эти двое способны довести до ручки кого угодно.

На какое-то время Мариша почувствовала даже нечто вроде удовлетворения при мысли, что ее соперница будет вынуждена терпеть то, что приходилось терпеть Марише. Но потом она вспомнила про маленькие липкие ручки Саньки, которыми он обнимал ее за шею. Взгляд своей мамы, когда та втолковывала дочери, как себя вести в обществе. Вечерние прогулки с мужем и сыном. Купание малыша в ванночке.

И даже завтрак, обед и ужин, за которыми сынок бессовестно капризничал, больше не казались Марише чем-то сверхужасным. Эх! Дали бы ей сейчас тарелку с овсянкой, она бы уж накормила Саньку так, что у того бы щеки раздулись от сытости!

Мариша пошевелилась, верней, попыталась пошевелиться, но только сделала себе еще хуже. Вместо того чтобы избавиться от стягивающих ее руки оков, она добилась того, что они еще глубже врезались в ее плоть. Мариша впилась зубами в кляп, чтобы не орать. И все же из ее груди помимо воли вырвался стон.

Мариша начала шмыгать носом.

– Ревешь? – услышала она внезапно откуда-то из темноты равнодушный голос. – Не реви, не поможет. И притом могу тебя обрадовать. Скоро для тебя все кончится.

В глаза Марише ударил яркий свет фонаря, вынуждая ее зажмуриться. Но постепенно ее глаза привыкли к яркому свету, бьющему ей в лицо, и она смогла разглядеть фигуру, стоящую перед ней. Мариша понимала, что фигура принадлежит женщине. И притом женщине молодой и грациозной.

– М-да, – протянул все тот же голос. – Ну, и заварила ты кашу, девочка.

Девочка! Мариша даже дернулась от этого словечка, которое так любила употреблять Мадлен. Но дернувшись, тут же остыла. Голос-то был другой! Это не могла быть Мадлен, хотя словечко было точно из ее репертуара.

– М-м-м…

– Хочешь поговорить? – тут же откликнулся тот же голос.

И Мариша быстро утвердительно закивала головой.

– Хорошо. Обещаешь мне не кричать и не шуметь?

– Угу!

Мариша почувствовала, как на ее лицо легли чьи-то руки.

– Будешь вести себя благоразумно, умрешь быстро, – предупредил ее голос. – Будешь шуметь, помучаешься.

Мариша промолчала, решив, что возражать в данном случае бессмысленно. Повязка с ее лица соскользнула, кляп выскочил изо рта вроде бы сам собой, и Мариша обрела возможность шевелить языком. Впрочем, сначала у нее это не очень-то получалось. Горло пересохло, а губы обветрились и потрескались.

– Выпей воды.

Мариша сделала глоток живительной влаги, с трудом удерживаясь от желания поблагодарить эту женщину. Кто она такая? Голос знакомый. Но это точно не Мадлен. А кто?

– Гадаешь, кто я такая? – догадливо спросил у нее голос. – А ведь мы знакомы!

И, направив свет фонарика на себя, женщина сказала:

– Ну, смотри!

Луч осветил лицо незнакомки, а также часть стены за ее спиной. И Мариша от изумления ахнула:

– Света!

– Ну, вот мы и определились, ху из ху.

– Зачем ты меня похитила? Где я?

В луче света, которым преступница осветила свое лицо, желая покрасоваться перед пленницей, Мариша заметила часть стены. Это были какие-то подсобные помещения корабля. То ли часть трюма, предназначавшаяся для перевозки груза или почты, то ли часть машинного отделения. Но тут не было никого, кроме них двоих. Не раздавались голоса и не слышались никакие другие звуки.

Глухо, как в танке! Почему-то именно это выражение упорно лезло в голову Марише. И оно по крайней мере верно характеризовало то положение, в котором она очутилась.

– Где я? – повторила она свой вопрос, не очень-то надеясь на то, что ей скажут правду.

Ее и не сказали.

– Верни меня на место!

– Тихо-тихо! – ласково, но в то же время как-то очень нехорошо прошептала Света. – Не надо кричать. Мы же с тобой договаривались, помнишь?

– Ты хочешь меня убить? Чтобы Смайл достался тебе?

Вместо ответа Света подняла голову и внезапно рассмеялась.

– Ха-ха-ха! Ты глупая курица!

– Почему?

– Потому что думаешь, что я тебя похитила из ревности! Да мне твой Смайл даром не нужен! Если хочешь знать, скоро у меня будет столько мужчин, сколько я захочу! С этим телом и с этим лицом я получу всякого, кто мне понравится!

И только тут в голове у Мариши что-то щелкнуло, и кусочки головоломки, прежде разрозненные, внезапно сложились так, что стал виден рисунок. Конечно, кое-каких фрагментов не хватало, но в целом Мариша поняла, кто перед ней.

– Р…Роза? – произнесла она, глядя на веселящуюся женщину. – Это… это вы?

– Догадалась все-таки, – без тени удовлетворения произнесла преступница. – Так уж и быть, беру свои слова обратно. Ты не такая глупая курица, как я думала. Но все равно ты очень и очень глупа! Впрочем, красивые женщины все такие. Тренировать свой ум вам без надобности. Вы всего привыкли добиваться другим органом.

Роза совершенно явно оскорбляла Маришу, но та решила не поддаваться на провокацию. Скандал может принести ей минутное удовлетворение, но сейчас разумней выяснить, чего добивается преступница.

– Роза… Но что вы затеяли? Что за безумие происходит на теплоходе?

– Тебе понравилось? Мне тоже. Оказалось, что это очень весело, папа был прав!

– Папа? В чем был прав ваш папа?

– Он всегда говорил, что я многое теряю, отказываясь от карт и других азартных игр. Азарт, говорил он, будоражит кровь почище любого вина или даже наркотика. Удовольствие от самых изысканных яств не идет ни в какое сравнение с тем, что дает игра. Я ему не верила, но теперь понимаю, что он говорил чистую правду!