На восходе солнца тот сарацин, о котором я уже рассказывал, был выбран предводителем у наших врагов. Он бросил против нас добрых четыре тысячи воинов, которые окружили наш лагерь и образовали вокруг него кольцо; боевые порядки их растянулись от реки, что идет от Каира, и до той, что протекала через наш лагерь к городу Розетте. После этого они подвели огромное количество пеших сарацин, которые окружили наш лагерь также, как и всадники. Поскольку тут были два войска, о которых я уже упоминал, то силы султана Каира стояли в готовности оказать поддержку, если потребуется.

После того как эта операция завершилась, вперед выехал предводитель сарацин, чтобы осмотреть расположение своих войск. Он был один, и под ним был небольшой коренастый конь. Как только он видел, что в каком-то месте наших сил больше, чем у него, он, возвращаясь, посылал туда подкрепление. Затем он послал к нашему лагерю между двумя реками, который охранял герцог Бургундский, самое малое три тысячи бедуинов. Сделал он это потому, что считал, король пошлет часть своих людей к герцогу и тем самым ослабит свои силы.

Подготовка заняла у сарацина время до полудня. Затем он отдал приказ бить в литавры, и тут же все их войска, конные и пешие, все скопом двинулись на нас. Первым делом я расскажу вам о короле Сицилии и Неаполя (в то время он еще был графом д'Анжу), потому что он был в передовых рядах нашего войска, на стороне, обращенной к Каиру. Враг вступил с ним в сражение так, как обычно играют в шахматы. Первыми в атаку пошли пешие, обрушив на наши войска греческий огонь. Затем все сарацины, конные и пешие, так нажали на наших людей, что будущий сицилийский король, который был пешим среди своих рыцарей, едва не потерпел поражение.

К королю Людовику прибыли гонцы сообщить о большой опасности, в которой оказался его брат. Услышав это, его величество, пришпорив коня, на полном скаку ворвался в гущу войск своего брата и с мечом в руке так далеко врубился в ряды сарацин, что они обожгли круп его коня «греческим огнем». Но таким порывом наш король спас будущего короля Сицилии и отбросил врагов от нашего лагеря.

Вслед за силами графа Анжуйского в бой вступил отряд барона д'Отреме под командой Гюи д'Эбелина и его брата Бодуэна; следующим был отряд Готье де Шатийона из отважных воинов, отмеченных своими рыцарскими подвигами. Эти два отряда защищались так отчаянно, что сарацины не смогли ни пробить их ряды, ни заставить их отступить.

Следующим встретил натиск врага брат Гийом де Сенак, настоятель ордена, вместе с несколькими членами его ордена, оставшимися у него после битвы в Прощеную среду. Перед фронтом своих сил он возвел баррикады из машин, которые мы отбили у сарацин. Приблизившись, враг, готовясь атаковать, ударил по обороне Сенака «греческим огнем». Баррикада сразу же занялась пламенем, потому что, возводя ее, храмовники использовали много сосновых досок. Сарацины, должен сказать, не стали дожидаться, пока все выгорит дотла, но атаковали и сошлись с храмовниками прямо среди пламени. В этой схватке настоятель ордена потерял глаз; а другой уже был потерян в битве в Прощеную среду. Все это кончилось смертью де Сенака – да помилует его Господь! За храмовниками тянулся участок земли, размером такой, какой пахарь может вспахать задень, и он был настолько густо засыпан сарацинскими стрелами, что под ними земли не было видно.

За храмовниками в дело вступили силы во главе с Гюи Мовуазеном, и их сарацины также не смогли одолеть. Тем не менее они обрушили на Гюи Мовуазена такой поток «греческого огня», что его с трудом удалось потушить.

Начиная с того места, где стоял Гюи Мовуазен, ограда уходила вниз к реке на расстояние броска камня. Отсюда она шла перед фронтом войск, которыми командовал граф Гийом Фландрский, и тянулась вплоть до впадения реки в море. Наш отряд прикрывал ограду на той же стороне, что и Гюи Мовуазен, но, поскольку люди графа Фландрского стояли прямо напротив сарацин, те не осмеливались напасть на нас. Господь обошелся с нами весьма милостиво, потому что и я, и мои рыцари не могли ни носить кольчуги, ни прикрываться щитами из-за ранений, полученных нами в Прощеную среду.

Сарацины, и пешие, и конные, без промедления яростно набросились на войска графа Фландрского. Когда я увидел, что происходит, то приказал моим арбалетчикам стрелять во вражеских всадников. Как только те увидели, что им наносят раны с нашей стороны, то незамедлительно пустились в бегство. Заметив, что враги отступают, люди графа оставили лагерь, перемахнули через барьеры, обрушились на пеших сарацин и одолели их. Многие из врагов были перебиты, многие захвачены в плен. Готье де ла Орн, который нес знамя сеньора Апремона, проявил в этой схватке отменное мужество и неустрашимость.

Следующий отряд, который выступил против врага, возглавлял брат короля граф де Пуатье. Его силы были пешими, а единственным всадником был сам граф. Сарацины плотно окружили их и попытались увести графа де Пуатье в план. Когда мясники и другие обитатели лагеря, включая женщин, что продавали провизию, увидели, что происходит, они подняли тревогу во всем лагере; с Божьей помощью граф был спасен, а сарацины отброшены от нашего расположения.

После сил, возглавляемых графом де Пуатье, настал черед Жосерана де Брансьона, который прибыл в Египет вместе с графом и был в армии одним из лучших рыцарей. Он так организовал своих людей, что все его рыцари, кроме него самого, были пешими; на конях сидели также сын графа Анри и сын Жосерана, де Нантон, которого он посадил на коня потому, что тот был совсем юный. Несколько раз сарацины брали было верх, но как только де Брансьон видел, что его люди поддаются, то пришпоривал коня и атаковал врага. После нескольких таких случаев сарацины перестали доставлять беспокойство его людям.

Тем не менее это не помогло бы спастись всем им от сарацинских сабель, если бы не Анриде Сон, умный, мужественный и очень толковый рыцарь, который был в отряде герцога Бургундского. Каждый раз, как он видел, что сарацины наседают на сеньора Брансьона, он приказывал королевским арбалетчикам стрелять в них из-за реки. Таким образом Жосеран же Брансьон был спасен от опасностей этого дня, но не без потерь – он недосчитался двенадцати рыцарей из двадцати, что были с ним, кроме других, более низшего ранга. Он и сам был так тяжело ранен, что уже не мог стоять и, наконец, умер от ран, полученных на службе Господу.

Теперь я расскажу вам подробнее о Жосеране де Брансьоне. Ко времени своей смерти он принимал участие в тридцати шести сражениях и более мелких стычках и всегда бывал отмечен за отвагу. Я встречался с ним лишь однажды, когда мы вместе были в военном походе, возглавляемом его кузеном, графом де Шалоном. В Страстную пятницу де Брансьон, подойдя, обратился ко мне и моему брату: «Придите ко мне на помощь, племянники, вы и ваши люди, потому что германцы разрушают церковь». Мы присоединились к нему и, обнажив мечи, напали на германцев. С большими трудностями и после ожесточенной схватки мы все же отогнали их от церкви.

По окончании стычки этот достойный человек встал на колени перед алтарем и громко взмолился, обращаясь к Спасителю нашему. «Господь, – сказал он, – молю Тебя сжалиться надо мной и забрать меня из этих войн между христианами, в которых я провел большую часть жизни; дай мне возможность умереть, служа Тебе, и возрадоваться, представ перед Твоим райским престолом». Я рассказываю вам все это, ибо верю, что Господь услышал его молитву, как вы можете уяснить из того, что я рассказывал раньше.