Арратой оказался прав. Никого в них не оказалось. Кроме глупого мальчишки-учетчика в бараке. Его, избитого, поволокли к Коске и бросили к ногам. Череп нагнулся, что-то спрашивая, а потом наотмашь ударил парня по лицу.

«Не так ответил. Сказал, что раб-учетчик», – догадался Арратой. Толпа схватила несчастного и поволокла к резервуару. Раскачав, его бросили в черную жижу земляного масла. Арратой услышал:

– Раб!

– Раб!

– Здесь больше нет рабов!

– Искупайся, раб!

Парень выплыл, подтянулся на руках и перевалился через бортик, рухнув на острые камни, которыми еще недавно убивали надсмотрщиков. Арратою показалось, что плечи парнишки сотрясаются от рыданий. Облепленный бурым маслом, стекающим с него, он встал и побрел прочь, подальше от толпы. От боли и унижений.

Того, что случилось дальше, не ожидал никто. Откуда в руках вчерашнего раба, опьяненного свободой, но оставшегося по сути своей говорящим животным, оказался факел, никто позже не смог сказать. И горцы, и имперцы старались держать огонь как можно дальше от Колодца. Позже Арратой уверился, что сам Пагот, любитель жестоких шуток, подсунул светильник в руки идиота.

Как бы то ни было, шатающийся, избитый учетчик пытался отойти подальше от толпы. И вдруг над этой людской массой расцвел маленький огненный цветок, и факел, крутясь и чертя круги, полетел вслед удаляющемуся рабу. И попал прямо в спину, сбив того с ног.

Факел остался лежать на земле, догорая. А мальчик-учетчик вспыхнул новым, живым факелом. Вскочив, он заметался, жутко воя, объятый пламенем. Толпа завороженно молчала, глядя на этот танец смерти. Арратой увидел, что один только Коска Череп сорвал с себя пращу, намереваясь прекратить мучения несчастного.

Увы! Пагот-шутник сегодня разошелся не на шутку. Зло хохоча, бог согнулся от смеха и схватился за живот – так ему были смешны людские потуги. У ног пращника, который мог сбить воробья с ветки со ста шагов, не оказалось ни одного камня!

Живой факел приблизился к краю Колодца. Ничего человеческого в жутком вое не различалось. Застыв на краю пропасти, парень закачался… Коска нашел наконец камень, раскрутил пращу…

И живой факел рухнул в пропасть Колодца, пропав из глаз застывших от ужаса людей. Вой затихал в глубине Колодца, удаляясь. Люди переглядывались, боялись дышать. Но вот раздался гул, хлопок – и над Колодцем взвилось гигантским огненным фонтаном пламя. Клубы жирного непроглядного черного дыма поплыли вверх…

Воющий кусок мяса, недавно бывший живым, полетел в ревущую печь Колодца: недоумок-палач ненадолго пережил свою жертву. Но их всех, стоящих у Колодца, это не спасет. Каждый понимал: за потерю источника земляного масла Империя найдет каждого. И каждого предаст самой лютой казни. Например, сожжет так же. Живьем в Колодце.

Арратой никогда до сегодняшнего дня не задумывался о вооружении горцев-надсмотрщиков. С чего бы ему об этом думать? Он их просто боялся – как и все остальные рабы. После победы над надсмотрщиками горские кинжалы мигом разошлись по рукам. Вооружилась едва ли треть восставших. Плети, по общему молчаливому согласию, никто брать не стал. Мечей, топоров, копий в казармах не нашли. Как и доспехов и щитов. Видимо, Империя не захотела тратиться на наемников. А сами горцы считали ниже своего достоинства вооружаться – хватит с рабов и плетей. Так, во всяком случае, решил Арратой.

От горящего Колодца старались держаться подальше. Избавившись от неволи, опьяненные вседозволенностью, восставшие начали ломать и выкидывать из окон казармы столы, лавки, лежаки.

Коска с помощниками мигом угомонил разбушевавшихся, загрузив работой. Труд был не чета рабскому – прибрать поле боя, воздав как своим, так и чужим. Тела рабов, не выживших в скоротечной схватке, наскоро побросали в пылающее жаром нутро Колодца. Огонь уже не бил таким фонтаном, но жирные клубы дыма по-прежнему поднимались ввысь. Трупы убитых горцев обшарили и раздели и также с гиканьем и шуточками отправили в Колодец.

Колодец забирал слишком много жизней, потому большинство рабов жило по правилу: умри ты сегодня, а я завтра. И сейчас восставшие, наполненные до краев победой и свободой, откупались от Колодца – телами своих мучителей.

– Кто убил хотя бы одного горца?! – выкрикнул Коска. Толпа зашевелилась, и из нее стали выходить люди. Вышли и встали отдельно от остальных человек тридцать.

– Это ваше, – и Коска указал на кучу одежды, оставшейся от горцев. – У раба нет ничего своего. Но мы теперь не рабы!

Он первым подошел к груде, не выбирая, взял просторные штаны, домотканую рубаху, овечью безрукавку. Сапоги смог подобрать не сразу. Никто не смел подойти и заняться примеркой, пока одевался вожак. Но стоило Черепу отойти, как восставшие гурьбой кинулись к куче.

– Кто будет драться – глаза выдавлю! – предупредил Коска и направился к бывшему учетчику.

– Что, не досталось одежки? – Коска криво ухмыльнулся и сел рядом.

– Мне и так неплохо, – проворчал Арратой, с отвращением глядя, как двое тянут в разные стороны сапог. В отличие от остальных, Арратой был одет на имперский манер. И в его комнатушке хранилась даже пара смен одежды. Все-таки он был неправильный раб.

– Что хмурый такой? – засмеялся Коска и хлопнул Арратоя по плечу.

Вместо ответа бывший купец показал рукой вверх, на гигантскую черную тучу, собирающуюся над головами. Тяжелый черный плащ ткался дымной нитью из пылающего Колодца, грозя укутать все окрестные горы.

– На эту тучу сейчас смотрит каждый горец в этих проклятых горах. Как маяк нам в темечко светит. А чем занят местный рекс – я даже думать не хочу…

– А ты захоти, – неожиданно резко прервал его Коска.

– Что? – не понял Арратой.

– Думать захоти. Все равно придется, – объяснил Череп. – Иначе на кой ты мне такой чистенький и гладенький нужен?

Чистым и гладким Арратой не чувствовал себя с тех пор, как попал в долговую тюрьму. Но говорить об этом изможденному тяжелым, калечащим трудом вчерашнему рабу не стоило. Определенно не стоило.

– Надо думать – буду думать, – покладисто согласился Арратой. И уставился на Черепа.

– Упомянул рекса. Что знаешь о нем? – спросил Коска.

– Мало что. Молодой, резкий. Дуростей особых за ним не замечали, – коротко ответил Арратой. О дане Дорчариан он знал гораздо больше, но Коске об этом знать незачем.

– О Старом Посте рассказывай, – велел Череп.

Из всех восставших только Арратой был вхож в Старый Пост – там находилась и Книга, и комнатушка, в которой ночевал учетчик. Большинство рабов Старый Пост в глаза не видели, хотя он находился за поворотом дороги, выше в горах, в двух шагах. Но жизнь раба – короткая цепь: от барака до Колодца и обратно.

– Остался от Старой Империи, потому и прозвали Старым. Стены невысокие – локтей двадцать, но массивные. Прежние ворота заложили за ненадобностью, оставили небольшой проход, чтоб телега проехала. Запирается на ночь…