Не прошло и часа, как возвратилась мрачная Кася — на телеге дровосека.

— Простите, что задержалась, — коротко отозвалась она. Я не спросила, как именно она разжилась телегой. Я отлично понимала, что про нее должны были подумать, когда она явилась со стороны Чащи — с ее-то внешностью!

Мы пытались помочь ей, но она по большей части и одна справилась. Она уложила в телегу принца Марека и обоих солдат, затем подсадила нас троих. Мы устроились сзади, болтая ногами. Кася подошла к королеве, проследила направление ее взгляда и встала между нею и деревьями. Королева посмотрела на нее так же бессмысленно.

— Ты уже больше не там, — сказала Кася королеве. — Ты свободна. Мы свободны.

Ей королева тоже не ответила.

В Заточеке мы провели неделю, валяясь на тюфяках в сарае на краю села. Я ровным счетом ничего не помню с того момента, как задремала в телеге, и до того, как проснулась три дня спустя в теплом умиротворяющем запахе сена, а у ложа моего сидела Кася и обтирала мне лицо влажной тряпицей. Мерзкий медово-сладкий привкус Драконова очистительного эликсира обволакивал мне рот. Позже тем же утром, когда я набралась сил подняться с тюфяка, он еще раз провел надо мной обряд очищения, а потом заставил меня проделать то же самое с ним.

— А как королева? — спросила я Дракона, когда мы плюхнулись на скамейку снаружи — оба совершенно измочаленные.

Он дернул вперед подбородком, и я ее увидела: королева тихонько сидела на пеньке в тени ивы на противоположном конце поляны. На ней по-прежнему поблескивал зачарованный ошейник, но кто-то раздобыл для нее белую сорочку. На сорочке не было ни пятнышка, ни пылинки, даже подол сиял чистотой, словно с тех пор, как королеву одели, она с места не трогалась. Ее прекрасное лицо было подобно ненаписанной книге.

— Ну что ж, она свободна, — свирепо произнес Дракон. — И стоило ли это жизни тридцати человек?

Я скрестила на груди руки. Мне не хотелось вспоминать об этой кошмарной битве, об этой бойне.

— А те двое солдат? — шепотом спросила я.

— Они выживут, — заверил Дракон. — И наш блестящий князек тоже. Ему повезло больше, чем он того заслуживает. Чаща не успела прочно завладеть ими. — Дракон заставил себя подняться. — Пошли, я очищаю их поэтапно. Пора переходить к следующему.

Два дня спустя принц Марек вполне оправился — так быстро, что я аж обзавидовалась, досадуя про себя: поутру он только с постели поднялся, а к обеду уже целиком слопал жареного цыпленка и упражнялся вовсю. А мне-то даже кусочек хлеба с трудом в горло лез. Глядя, как Марек бодро подтягивается на ветке, я ощущала себя старой тряпкой, которую слишком часто стирали и отжимали. Двое солдат, Томаш и Олег, тоже очнулись; к тому времени я заучила их имена. К стыду своему, я не знала, как звали тех, кто остался в Чаще.

Марек попытался накормить королеву. Но она просто тупо глядела на протянутую ей тарелку, а когда принц положил кусочки мяса ей в рот, жевать не стала. Тогда Марек принес на пробу миску с овсянкой; королева ее не оттолкнула, но и помогать ничем не помогла. Мареку приходилось просовывать ложку ей в рот. Так мать возится с малышом, который только учится есть самостоятельно. Принц с мрачным упорством продолжал пытаться, но спустя час, впихнув в королеву едва ли полдюжины глотков, вскочил и яростно швырнул миску и ложку о камень. Овсянка и осколки разлетелись во все стороны. Марек рассерженно зашагал прочь. Даже тогда королева и глазом не моргнула.

Я стояла в дверях сарая и горестно наблюдала за происходящим. Я не жалела, что королеву вызволили — по крайней мере, Чаща больше ее не мучает, не выедает ее суть, оставляя лишь жалкие ошметки. Но это кошмарное подобие жизни казалось хуже смерти. Королева не была больна, не бредила, как Кася в первые несколько дней после очищения. Просто от королевы, похоже, осталось слишком мало, чтобы чувствовать и думать.

На следующее утро, когда я брела к сараю с ведром колодезной воды, ко мне со спины подошел Марек и схватил меня за руку. Я испуганно подпрыгнула и, вырываясь, окатила водой нас обоих. Он не обратил внимания ни на воду, ни на мои попытки высвободиться, и рявкнул:

— Хватит уже! Они солдаты, они выкарабкаются. Да они бы уже давно оклемались, если б Дракон не закачивал им в брюхо все эти зелья. Почему вы ничего не делаете для нее?!

— А что, по-твоему, надо делать? — осведомился Дракон, выходя из сарая.

Марек стремительно развернулся к нему:

— Ее нужно лечить! Ты ей вообще никаких снадобий не давал, а у тебя тут полным-полно склянок…

— Будь в ней порча, мы бы ее очистили, — заверил Дракон. — Нельзя исцелить то, чего нет. Считай, тебе повезло, что она не сгорела вместе с сердце-древом; если тебе угодно считать это везением, а не поводом для сожаления.

— Сожалеть я буду о том, что ты не сгорел, если другого совета дать не можешь, — рявкнул Марек.

В глазах Дракона засверкали десятки уничижительных ответов (во всяком случае, мне так показалось), но он поджал губы и ничего не сказал. Марек скрипел зубами; в его железной хватке ощущалась еле сдерживаемая напряженность, он весь дрожал, как испуганный конь, притом что на той кошмарной поляне, когда повсюду вокруг ярились смерть и опасность, принц стоял неколебимо как скала.

— В ней не осталось порчи, — объяснил Дракон. — А что до остального, здесь помогут только время и лечение. Мы заберем ее в башню, как только я закончу очищение твоих солдат и они перестанут представлять угрозу для других людей. Я посмотрю, что еще можно сделать. А до тех пор просто сиди с ней и разговаривай о знакомых, привычных вещах.

— Разговаривать?! — выдохнул Марек. Он оттолкнул от себя мою руку, снова расплескав воду мне на ноги, и зашагал прочь.

Дракон отобрал у меня ведро, и мы вернулись в сарай.

— Мы можем что-нибудь для нее сделать? — спросила я.

— Что можно сделать с чистым листом? — отозвался он. — Дайте ей время, и, может статься, она напишет на листе что-то новое. Что до того, чтобы вернуть все то, чем она была… — Дракон покачал головой.

Марек просидел с королевой до конца дня. Несколько раз, выходя из сарая, я косилась в его сторону: лицо смурное, суровое. Но по крайней мере он вроде бы смирился с тем, что мгновенного чудесного исцеления не случится. Тем вечером он встал и сходил в Заточек поговорить с деревенским старостой; на следующий день, когда Томаш с Олегом смогли наконец сами добрести до колодца и обратно, он крепко ухватил их за плечи и объявил:

— Завтра утром на деревенской площади мы устроим тризну по погибшим.

Из Заточека нам привели лошадей. Селяне держались настороженно; я их не винила. Дракон загодя сообщил им, что мы вернемся из Чащи, и объяснил, где нас держать и какие признаки порчи высматривать, но я все равно не удивилась бы, если бы они вместо того явились с факелами и сожгли нас всех вместе с сараем. Конечно, если бы Чаща завладела нами, мы бы натворили чего похуже, чем тихо-мирно просидеть в сарае без сил целую неделю.