– Неужели нет иного средства спасти Григория? – снова вмешалась в разговор последняя из Палеологов. София меньше всего думала сейчас об обещанном ей греческом троне, она хотела лишь спасти князя от преждевременной смерти. Голос власти давно смолк в ее сердце, заглушенный голосом любви.

– Иного средства нет, – ответил ей Сен-Жермен. – Екатерина следит за каждым вашим шагом. Сама она не решится устранить князя: былая любовь порой говорит в ней сильнее, чем ревность, но Платон Зубов сделает это за нее. Вас спасет только заговор: нужно отделить от России Новороссию и Крым, а потом шагнуть дальше, на землю Эллады.

– Это не заговор против Екатерины. Это заговор против России. – Взгляд Потемкина был отчаянным и угрюмым. Сен-Жермену впервые стало жаль этого человека, который служил России так же, как сам он служил Греции, и готов был принять безвременную смерть, лишь бы избежать предательства.

– Мы отвоевывали Греческое море для России! – продолжил князь. – Россия поможет Греции освободиться от гнета Оттоманской Порты. Но только в дружбе с сильной Россией Греция укрепится сама.

– Ты больше ничего не успеешь сделать, – резко и жестко, впервые изменив своей обычной бесстрастности, сказал Сен-Жермен. – Платон Зубов подошлет к тебе убийц. Какого-нибудь врача, знакомого с искусством приготовления ядов.

– Гришенька, – дрожащим от слез голосом попросила София. – Послушай нашего друга Монфера. Иначе тебя убьют. И ты не увидишь нашего сына.

– Софьюшка, ты жена моя, хоть и невенчанная, – сказал ей князь, – а значит, наполовину русская. Я не пойду против России. Будь что будет…

– Подумай над моими словами, князь! – Сен-Жермен подвел итог этому долгому и бесполезному разговору. – Если ты захочешь жить и властвовать, то найдешь меня – через Гетерию и наших греческих друзей. Если пойдешь навстречу смерти, я ничем не смогу тебе помочь. Если захочешь найти меня, дай знать Константину Ригасу.

Это имя заставило Софию вздрогнуть, а Потемкина помрачнеть.

– Я хочу знать только одно, – резко и жестко спросил он у Сен-Жермена. – Кто ты?

– Ты знаешь все мои имена… – губы графа дернулись в подобии улыбки.

– Я знаю все твои имена, но не знаю главного имени! – ответил на это Потемкин. – Кто ты?

– Я родился подданным Византии, в Константинополе, несколько веков назад. – Сен-Жермен говорил с такой убежденностью, что его нельзя было упрекнуть во лжи. – Вместе с другими я защищал город от Мехмеда Фатиха, который превратил собор Святой Софии в мечеть. Когда город пал, я не смог умереть. Пока моя родина не свободна, я обречен блуждать по свету. Когда Греция освободится, освобожусь и я – и умру.

– Впервые вижу человека, который прожил несколько веков и так хорошо сохранился… – рассмеялся Потемкин, к которому вместе с чувством юмора вернулось самообладание. – Я верю в одно: ты греческий патриот. Но если так, ты должен понять меня. Я служу России, как ты – Элладе.

Потемкин, не прощаясь, пошел по направлению к городу и повел за собой гречанку. Сен-Жермен долго и скорбно смотрел вслед тому, кто отказался от константинопольского трона и выбрал смерть в бессарабской степи, на руках у любимой женщины.

– Ему я не смогу помочь… – тихо сказал он. – Но еще смогу помочь Софии и его сыну. Софию и мальчика нужно сохранить – для Эллады…

У ног Софии ровно дышало во сне Ионическое море. Оно не было огромным, сияющим и первозданным, как то далекое, подлинное, омывавшее греческие берега. К этому морю – миниатюрному, парковому – вел деревянный мостик. София приходила сюда каждое утро, чтобы вспомнить прошлое и представлять несостоявшееся будущее. Она смотрела на дивной красоты парк – подарок второго мужа, графа Станислава-Ксаверия Потоцкого, с горькой нежностью любовалась этой миниатюрной копией великой Эллады, созданной на земле Умани стараниями украинских крестьян графа и польского архитектора Людвига-Христиана Метцеля.

Проект парка принадлежал графине Потоцкой. Здесь все напоминало об Элладе, но не о нынешней, поверженной турками, а о прежней, сильной и прекрасной, о Греции «Одиссеи» и «Илиады». О той Элладе, которую не успел освободить князь Потемкин, скончавшийся несколько лет назад, в бессарабской степи, по дороге из Ясс в Николаев, на руках у Софии Витт, ставшей ныне женой богатейшего польского магната.

Каждое утро София Потоцкая обходила парк и любовалась Большим водопадом, Тарпейской скалой, павильоном Флоры, гротом Тантала, ручьем Иппокрены, храмом Фетиды, островом Цирцеи. Подолгу стояла в гроте Калипсо и слушала, как глухо шумят подземные источники, напоминая о том, что быстротечной жизни приходит на смену невозмутимая вечность. Под дорожками парка текли реки, названные греческими именами: инженер Метцель оказался хитроумнее Одиссея и разбил под «новой Элладой» систему подземных коммуникаций. Но реки эти – Стикс, Ахерон и Флегетон – не могли привести Софию к тому, на встречу с которым она готова была променять оставшиеся годы. Воды этих рек не вели к умершему в бессарабской степи князю Потемкину – его душа блуждала ныне по небесным лугам, подобным Елисейским полям эллинских мифов.

В парке графини Потоцкой были и собственные Елисейские поля: луг, благоухавший сладкими украинскими травами. Здесь София сидела часами – на парковой скамейке, с книгой на коленях, но страницы этой книги перелистывал лишь ветер. Порой рядом с Софией садился граф Станислав Потоцкий, безгранично и безнадежно влюбленный в собственную жену. После внезапной смерти Потемкина гречанка вышла за польского графа по настоянию императрицы Екатерины. Ей даже удалось превратить этого поборника независимости и славы Речи Посполитой в друга Российской империи. Она родила графу дочерей – Таню и Оленьку, рядом с которыми рос сын графини от первого мужа – Ян Витт. Но душу свою графиня Потоцкая забыла где-то далеко, рядом с покоившимся в херсонском соборе Святой Екатерины князем Потемкиным.

С коронным гетманом Правобережной Украины, графом Станиславом-Феликсом Потоцким, София Витт познакомилась за три года до смерти Потемкина, когда, по тайному поручению светлейшего, ездила на Варшавский сейм. Тогда она убедила Потоцкого примкнуть к Тарговицкой конфедерации. Потом в Польше разразилось восстание Костюшко, и граф, склонявшийся к русскому двору, а не к польским патриотам, вынужден был покинуть родину.

После внезапной смерти Потемкина, по настоянию русской императрицы, сребролюбивый Юзеф Витт снова сбыл с рук свою обворожительную супругу, за которую страстно влюбленный Потоцкий выложил два миллиона польских злотых. Коронный гетман обвенчался с Софией только после смерти своей первой жены, Жозефины-Амалии Мнишек-Потоцкой, известной художницы, оспаривавшей лавры Элизабет Виже-Лебрен. Потоцкий и София поселились в Умани, где граф бросил к ногам своей новой богини великолепный парк.

Злые языки донесли Потоцкому, что у Софии был сын от Потемкина, но ребенок этот воспитывался неизвестными графу друзьями светлейшего и гречанки. Потоцкий много раз спрашивал жену о ее втором сыне, но не добился даже слова в ответ. Гречанка упрямо молчала, и в ответ на упорные вопросы Потоцкого лишь сказала однажды, что ни он, ни императрица Екатерина никогда не узнают, где воспитывается Николенька. Так Потоцкий и не раскрыл ее тайны. Потом умерла императрица Екатерина, вступил на престол император Павел, ненавидевший даже имя Потемкина, и тайны жены перестали волновать Потоцкого. Граф надеялся, что София счастлива здесь, в уманском поместье, в разбитом ради нее блаженно прекрасном парке, в этом миниатюрном подобии великой Греции.