– Вот! Я же говорила! Помните? Что ничего между нами еще не произошло, а все впереди!

– Помню. Вы также обещали кое-что показать. И до сих пор тянете. Давайте уже, показывайте!

Необычная женщина взглянула на Лыкова и сказала:

– А вы уверены, что это то, чего вам сейчас действительно хочется?

И надворный советник почувствовал вдруг, что его колени мелко-мелко дрожат. И уже давно. Сыщик с трудом сделал два шага и плюхнулся на стул. Храбрость вылетела из него без остатка, и пришел низменный, утробный страх.

– Да, Анна Яковлевна, я погорячился. Там парень стоит у входа, с шашкой и свистком. Позовите его, пожалуйста, сюда. У меня что-то ноги не ходят…

Тут с улицы раздался крик – это голосил Валевачев:

– Алексей Николаевич, выйдите на крыльцо! Пожалуйста! Я вернулся из Саратова. Никто там Тистрова не знает! Где его теперь искать?

Лыков покосился на труп старого душегуба. Тот лежал лицом вниз, вокруг головы медленно растекалось кровавое пятно.

– Не надо тебя больше искать, – сообщил мертвецу сыщик. – Сказал ведь я, Черт Иванович, что пора ответ держать. Ты не поверил.

Новоиспеченная вдова всхлипнула.

– Я всегда знала, что он занимается чем-то страшным. Вдруг в доме появлялись деньги… и вещи. Откуда вещи-то?

– Вы боялись, я понимаю.

– Боялась. Вы правы, тогда в усадьбе вас сторожили. Чтобы подловить момент и убить. А меня вынудили помогать. Хорошо, что вы не сомкнули глаз! И потом во Владимире… Если бы я отказалась…

– Не будем вспоминать. Сегодня вы меня спасли и тем аннулировали все старые прегрешения. А я, кстати, сделал вас вдовой! Хотели свободы? Вот! Получите!

– Да, это лучше каторги. Я боялась бы Павла всю жизнь, даже если бы он сидел на другом конце света. Вдруг сбежит и явится сюда? Теперь… теперь можно не опасаться. Наконец-то в моей жизни не будет страха! Спасибо вам, Алексей Николаевич.

– Ну, ну… Зовите караульного. И моего помощника, горлопана, тоже впустите. И чаю, чаю наконец!

Так закончилась история с бандой убийц, семь лет промышлявших на Московском шоссе. Лыков сдал дело судебному следователю и отбыл в отпуск. Когда осенью вернулся в департамент, то узнал, что он больше не начальник Летучего отряда. Под его командой отряд за полгода потерял двоих человек… Все понимали, что служба там опасная и в любой момент может случиться что угодно. Но Алексей выглядел неудачной кандидатурой. Невезучий. Тень от гибели Фирса Бебнева падала на него.

Лыкова снова сделали простым чиновником особых поручений в седьмом классе. И не дали никакой награды за раскрытие шайки. Это все из-за той же смерти подчиненного, который по его приказу встал под пули… Алексей охотно отдал бы все свои ордена, чтобы воскресить Фирса. Но жизнь необратима.

Далеко не все тайны ночных всадников удалось открыть. У них были свои осведомители в разных местах. И если нотариуса Пошехонцева выявили, то остальных нет. Держатели почтовых станций и постоялых дворов выступали наводчиками. Они указывали гайменникам денежных путников. И кто-то еще сидел в казначействе Московского военного округа. Тот, кто предал несчастного поручика Белозо и послал его на смерть. Имена наводчиков два атамана унесли с собой в могилу.

Не удалось узнать и личность мошенника, получившего от главарей шайки крупный заем. Теперь он мог его не отдавать. Вот повезло кому-то…

Следствие так и не сумело установить подлинное имя человека, жившего по документам Колобихина. Личность вырисовывалась незаурядная. Семь лет назад он откуда-то привел в Чулково готовую банду. Сам собрал, сам научил, сам придумал, как заметать следы. Достойный сменщик Черту Ивановичу Веревкину! Осталось тайной и то, как два этих негодяя нашли друг друга. Рыбак рыбака видит издалека? В итоге появилось самое страшное в империи преступное сообщество. Ведшее счет своих жертв на десятки и не оставлявшее живых свидетелей…

Разбои на российских дорогах, увы, не прекратились. И люди пропадали по-прежнему. Осенью того же 1896 года была сделана еще одна страшная находка. 2 ноября в небо запустили аэростаты без людей, с самопишущими инструментами. Полеты провели одновременно в четырех городах: Париже, Берлине, Страсбурге и Петербурге. Начальство объявило награду в пятьдесят рублей тому, кто доставит властям целую корзину вместе с шаром. Желая получить премию, сотни окрестных мужиков устремились в леса. И в глухом бору новгородский крестьянин обнаружил тайную могилу… В нескольких верстах от шоссе на Петербург, между Бабинской и Чудовым, были зарыты девять безымянных трупов. Преступление так и не раскрыли.

В марте 1897 года в столице неожиданно объявилась Тистрова. Сыщик испугался. Он все же увидел то, что удивительная женщина давно собиралась ему показать… Перед отъездом из Вязников.

Вдруг сейчас сумасбродка придет в квартиру на Моховой? И скажет Варваре, что согрешила с ее мужем. От этой дамы можно было ожидать чего угодно! Но гостья вызвала сыщика в ресторан со службы посредством телефона.

Они поговорили, как старые приятели. Анна Яковлевна вступила в права наследства. Покойный муж-бандит оставил ей некоторый капитал. Кроме того, по секрету сказала женщина, она нашла в усадьбе тайник. Видимо, главарь держал там часть своей доли. В тайнике оказалось сорок пять тысяч рублей! И теперь богатая и красивая вдова готовилась покорить столицу. Лыков – случайное прошлое увлечение – интересовал ее как сведущий человек. Пришлось наставлять даму, ориентировать ее в петербургских джонглях. Алексей давал советы: где снять квартиру, какие модные спектакли смотреть, как войти в здешнее общество. И даже где прогуливаться в поисках жениха. Тистрова попыталась снова завлечь сыщика в свою постель. Тот мягко дал понять, что ему этого не надо. Анна Яковлевна оставила свои натиски, не обидевшись. И продолжила принимать советы.

Рецепты Лыкова помогли! Весной барыня подцепила на Крестовском острове пожилого вдового сенатора. Тот проживал в собственном крохотном домике, но зато тот домик стоял на Гагаринской набережной. Средства вдовы заинтересовали сановника, и характер ее понравился… Летом сыграли свадьбу.

Алексей сохранил хорошие отношения с бывшей вязниковской затворницей. В конце концов, она спасла ему жизнь! Приятели встречались по-дружески до самого тысяча девятьсот семнадцатого года…