– Аполлон Григорьевич, вы сердитесь, но смените гнев Зевса на милость…

Как ни хотел, но долго злиться на своего друга Лебедев не умел. Много раз пробовал. Ничего не получается. Была в Ванзарове подкупающая искренность. Противостоять ей было почти невозможно.

– Жулик вы натуральный, – сказал он, разминая в пальцах сигарилу. Наверняка какой-то сюрприз приготовлен. – Удивляйте, друг мой…

Торопиться было нельзя. Тем более что пристав Соколов не выказывал большого желания лезть поперек сыска, предпочитая выглядывать из коридора вместе со своим помощником поручиком Вагенгеймом.

– Помните, кто это? – наконец спросил Ванзаров.

Лебедев поморщился.

– Кажется, кто-то из театральных? Приходил на опознание… Мутная личность. Неумерен в выпивке… Вон какой ужин приготовил!

На столе была початая бутылка казенки, и рядом с ней другая, с целой сургучовой печать на горлышке. Закуска самая простая: хлеб, кровяная колбаса и кусок сыра.

– Антрепренер Морев Федор Петрович… В прошлом году разорился на сорванных гастролях мадемуазель Кавальери. Александров приютил. Занимался в «Аквариуме» расписанием актеров на обе сцены. Обязан был рыскать по столичным театрам в поисках новых звезд. Вчера вот был в «Неметти». А до этого между четырьмя и пятью часами прослушивал кандидатку…

Профессия обучила криминалиста соображать быстро. Сигариа так и осталась нетронутой.

– Свеженькую, Савкину? – спросил он.

– Его теперь не спросишь, – сказал Ванзаров. – Прежде ответьте: осмотр ее тела провели?

– Ваше приказание исполнено, мой драгоценный друг… Пристав Левицкий чуть не лопнул, так радовался, что гощу у него в участке, а штабс-капитан Турчанович, которого я заставил вести протокол, был на вздохе от обморока. Такие нежные личности служат у нас в полиции…

– Аполлон Григорьевич, у нее… было?

Лебедев кивнул.

– Скажу более: лишилась девственности…

Ванзаров принял известие с таким равнодушием, будто заранее знал, что так будет.

– Морева когда ударили по голове? – спросил он.

– Не менее двенадцати часов назад…

– То есть около десяти часов вечера. Как раз вернулся из «Неметти».

– И что с того?

– Он никого не ждал, сел ужинать в одиночестве, – Ванзаров указал на рюмку, которую так и не тронули. – К нему постучали, Морев впустил. Гость был знаком, не вызывал опасения. Морев повернулся к нему спиной и получил мгновенный удар в висок.

– Почему пришел знакомый?

– Убийца знал привычку Федора Петровича растирать в ступке табак… Не нужен нож, когда есть пестик… Какого роста был убийца?

Глянув на распластанную фигуру, криминалист уверенно сообщил: не выше жертвы. Удар пришелся почти по прямой. Причем не один раз. Первым Морева свалили с ног. Его добивали еще двумя.

– Итак, гость убивает Морева. А потом делает чрезвычайно странную вещь: берет с этажерки альбом, вырывает из драгоценной книги обрывок с бабочкой и бросает в кровь. Хотите, покажу, из какой книги выдрано? Я нашел… – Ванзаров сделал движение к этажерке, но никому это было не интересно. – Ей цены нет, редчайший альбом, напечатанный в Северной Америке. Такого в Публичной библиотеке не имеется. Вам не кажется это странным?

Лебедев не хотел сдаваться так просто.

– Мало ли чудачеств после убийства происходит… У кого-то кишечник опорожняется, сами знаете. Кто-то книжки рвет и клочки в кровь бросает…

Ванзаров вынул из конверта одинокую бабочку.

– Нашел под сценой. Как раз там, где висела Савкина… Эту бабочку не могло занести сквозняком. Я в тот раз собрал все. И вокруг проверил…

– Хотите сказать, – начал Аполлон Григорьевич, сминая сигарилу, – что некто убил Карпову, терпел три месяца, а вчера разошелся: повесил Савкину, а потом тюкнул Морева? И везде свою подпись ставил: дескать, «бабочка смерти»? Это вы театром заразились, другой мой, чистая оперетка, а не настоящее преступление…

– А что мешало убийце именно так поступить? – спросил Ванзаров.

Вопрос оказался таким простым, что от него пришлось отмахнуться.

– Не морочьте мне голову, – заявил Лебедев.

Но отделаться от Ванзарова так просто было невозможно. Он позвал коридорного Лялина. Верткий парнишка, ладный и гладкий, привыкший угождать клиентам и кланяться за чаевые, перед полицией откровенно робел. Но показания подтвердил: вчера вечером слышал из номера чудесное пение. Такое, что можно было заслушаться. Кто пел, он не знает. Голос был женский, это точно. А кто входил в тридцать шестой, ему неведомо. Незачем следить за постоянными жильцами. Если что надо, сами обращаются.

– Шустрая дама, – сказал Лебедев, не скрывая иронии. – И пестиком тюкнула, и песню спела, и бабочку в крови утопила… Кто такая? Познакомьте для коллекции. Или грешите на вашу Кавальери? Она же тут внизу проживает… А может, испанка Отеро разошлась? Испанки, они такие…

Ванзарова так и подмывало рассказать о голосе призрака. Но чем дольше умалчивал, тем труднее было признаться. И опять отложил трудное признание на потом. Он подошел к столу, приподнял скатерть и вытащил сложенный лист писчей бумаги.

– Это что такое? – спросил Лебедев, разворачивая протянутую страницу. – Ба, да тут вам послание… Как нашли?

– Между водкой и закуской – чернильница с ручкой, – ответил Ванзаров. – Зачем? Чтобы написать признание… Услышав стук в дверь, Морев спрятал письмо. Иначе мы бы его не получили… Он предполагал, что может быть убит.

Дочитав, Лебедев вернул улику.

– Нехорошее дело выходит, – сказал он. – Много крови, мало смысла…

Аполлон Григорьевич умел проникать в суть вещей, Ванзаров был с ним согласен. Прежде чем вернуть записку на место, для описи полицейского протокола, он еще раз прочел, чтобы не упустить нечто важное.

Морев писал четко и прямо, еще на трезвую голову:

«Милостивый господин Ванзаров. Считаю долгом своим сообщить Вам важные сведения. Это признание для меня тяжело, но иного выхода у меня не имеется. Я сильно виноват перед Вами, потому что скрывал то, что надо было рассказать сразу. Теперь уже слишком поздно. Вам трудно будет в это поверить, но считайте, что теперь исповедуюсь перед Вами. Хотя бы во спасение моей души, если был причастным к погублению несчастной барышни. Дело в том, что…»

На этом месте письмо обрывалось. Чернильный зигзаг подтверждал, что у Морева дрогнула рука. Как от неожиданного стука в дверь.

Ванзаров подхватил криминалиста под руку у выхода. Ему не терпелось выйти из номера.

– Пойдемте прогуляемся, – говорил он, подталкивая немаленького друга, как ребенка. Лебедев знал, что в такие моменты сопротивляться бесполезно.

Почти на бегу Ванзаров сообщил приставу имя погибшего и название театра, где Морев служил. После чего предоставил полиции участка составлять протокол и заниматься «простым убийством» в номере гостиницы «Пале-Рояль».