в военный китель, но на его плечах отсутствовали погоны. Генерал позабыл о торжествующем дне, о ликовании взошедшего солнца, и его несмелый взор остановился на незнакомце с продолговатой шеей, узкими плечами и непомерным животом.

— Позвольте представиться, ваше высокопревосходительство. Я — поручик первого пехотного невского полка Шамов-Ширеневский.

— Кто вам сказал, что я высокопревосходительство? — смутился генерал.

— Я, ваше высокопревосходительство, многое знаю. Я спас полковое знамя, а тут, в лесу, слышал, как вам кричали.

— Вы спасли полковое знамя?

— Так точно, ваше высокопревосходительство. Спас и убежал из плена… Я полковое знамя сдам непосредственно в ваши руки как любимому вождю нашей славной Второй армии.

— Нет-с, господин поручик, я не тот, за кого вы меня принимаете! Я только делопроизводитель управления по укомплектованию конского состава армии.

Подпоручик Шамов-Ширеневский от изумления открыл рот и, еле вороша пальцами, стал заправлять под китель выпавшие концы бахромы полкового знамени.

— Многие рожи на полководца похожи! — с удовольствием воскликнул поручик, обрадовавшись, что подобрал самостоятельно рифмы. Он плюнул и направился в лес.

Генерал, в свою очередь, омрачился встречей с поручиком, совершившим ратный подвиг. В благоприятной обстановке генерал осыпал бы поручика личными милостями, представил бы к награждению и, прослезившись, расцеловал бы его у многих на глазах. В приказе по армии подвиг поручика описывался бы высокопарным слогом, призывающим нижних чинов и офицеров к достойным подражаниям. Но все возвышенное отошло куда-то в небытие.

Генерал Самсонов держался прежнего направления на восток, но в пути происходили отклонения. Неожиданно генерал почувствовал что-то липкое под ногами: оказывается, он уже несколько минут шел по болоту, и его шагреневая обувь пропустила воду. Болото показалось ему обширным, и, чтобы перейти его, надо было перепрыгивать с кочки на кочку. Среди болота он почувствовал одиночество и прослезился: никто не подаст ему руки помощи, если пружинящиеся живые болотные мосты расступятся. Зыбкая почва провисала под ногами генерала, он боялся оставаться на одном месте, часто переступал, но нигде не ощущал прочного грунта.

Он не находил выхода, не понимая, каким образом одолел такое пространство: зыбкий грунт окружал его равномерно со всех сторон. Генерал забрызгался и промок, погружаясь временами в воду до колена. Он сделал попытку прокричать о помощи, но у него не хватило дыхания.

Стоя по колено в воде, генерал нащупал твердость на дне мочажины. Теперь он уже не пытался звать на помощь, но поддержка к нему торопилась помимо его пожеланий: канонир Купчик подходил к той точке, откуда генерал начинал свое путешествие по болоту.

После того, как проснулись чины штаба, они обнаружили, что место, где спал генерал Самсонов, было пусто. Все офицеры надрывались, звали его, называя по имени и отчеству. Возникшая с восходом солнца канонада со стороны немцев заставила, однако, чинов штаба отказаться от совместных поисков командующего армией: они побрели каждый обособленной тропой, предварительно приказав канониру Купчику отыскать генерала во что бы то ни стало и доставить его в штаб северо-западного фронта.

Для примитивного разума канонира Купчика не представило большой трудности отыскать генерала: следы последнего еще отчетливо лежали на траве, покрытой сочной росой.

Канонир Купчик заторопился, дабы не дать солнцу преждевременно испарить влагу и тем самым замести следы генерала.

Торопливый канонир дошел до места встречи генерала с поручиком Шамовым-Ширеневским, где сходились следы двух людей. Канонир Купчик не пошел, однако, по чужой тропе, а устремился всецело по следу генерала.

Купчик ускорил ход, не предполагая, что за движением его наблюдает кто-либо посторонний, а между тем, держась на расстоянии, за канониром следовал полковник Терехов, озабоченный тем, совершил ли Самсонов благородный жест для прославления русского генералитета. Самсонов, однако, был только погружен по колено в болото.

Канонир Купчик окликнул генерала, поспешно устремляясь ему на выручку: канонир перепрыгивал с кочки на кочку с таким успехом, что вершины их не успевали под его тяжестью спрятаться на время в подпочвенных пучинах.

Генерал Самсонов с умилением ожидал канонира, удивляясь, почему зыбкий грунт не провисает под его вестовым. Канонир подпрыгивал, как резиновый мяч, но в качестве трамплина под его ногами ничего жесткого не было.

Купчик умело и уверенно вывел Самсонова на противоположную сторону болота. Путь по болоту, оказывается, не был труден тому, кто собою владел в совершенстве, и генерал Самсонов с умилением подумал о том, сколько великого заложено в простоте нижних чинов, и что было бы, если бы каждый из них к выявлению индивидуальных способностей допускался. Канонир Купчик усадил плачущего генерала на возвышенное место, дав ему немного передохнуть, но не стремясь чем-либо его утешить: что генералу надо было слезами облегчиться, это сомнений не вызывало.

Впоследствии генерал и канонир обменялись словами и фразами, не имеющими значения для истории, но заслуживающими занесения на страницы данного произведения.

— Ты, братец, подал личный пример: совершил ратный подвиг на поле брани! — произнес генерал сквозь рыдания.

— Никак нет, ваше высокопревосходительство, подвиг произошел не в поле, а на болоте.

— Безразлично! — настаивал генерал, переставая плакать. — На болоте также могут совершаться подвиги. Ты это должен утверждать, а не оспаривать! Слышишь?

— Так точно, ваше высокопревосходительство!

Самсонов обрадовался, что вестовой высказал свое согласие без сопротивления, но его поспешная радость омрачилась неприязненными мыслями: действительно ли канонир совершил ратный подвиг, извлекая его из болота? Несмотря на то, что впереди была русская территория, генерал чувствовал позор, которого не сгладят ни личный ратный подвиг его вестового, ни последующие действия, если бы к ним генерал впоследствии был допущен.

Он потерял себя везде: в штабе и на поле брани, в лесу и на болоте, на равнине и в пересеченных местностях. Сам он не находил выхода нигде и лично ни к чему и никогда бы не пришел.

Единственно, что оставалось ему делать, это пользоваться посторонними советами, выспрашивая оные у своего вестового.

— Что ты, братец, думаешь обо мне? — неожиданно поставил он вопрос Купчику.

— То, что вы есть мой прямой начальник, ваше высокопревосходительство.

— А что меня ожидает в России?

— Награда, ваше высокопревосходительство!

— Награда? — переспросил Самсонов, вскакивая с места.

— Так точно, ваше высокопревосходительство, — подтвердил канонир. — У нас в России народ привязчивый: он любого мученика в свое сердце впускает!

— То, что я мученик, это верно! — с облегчением вздохнул генерал.

— Великий мученик, ваше высокопревосходительство! — подтвердил Купчик, также вздыхая. — Одолеть позор и прийти к народу с чистым сердцем есть подвиг не земной!

— Не земной, братец, — согласился генерал. — Гордость потеряна у меня, а на сердце одна чистота. Но ты веришь, братец, что народ мне все простит?

— Непременно простит, ваше высокопревосходительство. У народа, ваше высокопревосходительство, нет закона, у