— Убийца был один; мне неизвестно, оставил ли он орудие убийства неподалеку от Дэнни, но готов поспорить, что так и есть.

— И как же он умудрился совершить два преступления в противоположных концах Портсмута?

— Он очень хитер.

Я не знала, что сказать. Кто вообще на такое способен? Неужели и вправду привидение? Случившееся ночью у меня совершенно не связывалось с иррациональной ненавистью к нищим или с личной местью. Я знала нескольких душевнобольных убийц, сидевших в специальных камерах Эшертона; хотя ни за одним я лично не ухаживала (ими занимались охранники), я видела их руки-крючья, царапающие смотровые окошечки на дверях, заглядывала в их вытаращенные глаза и знала их истории: то были дикие, невообразимые деяния, порожденные самыми нелепыми причинами. Но преступления свои эти безумцы совершали неуклюже, оставляли повсюду улики, кто-нибудь их обязательно видел или слышал, или они выдавали себя сами. А портсмутский убийца вообще не был похож на человека. Мне стало по-настоящему страшно.

Я хотела поделиться своими мыслями, но мистер Икс заговорил первым. Его голос поднимался из кресла, как дым из трубки.

— В оксфордском пансионе… — пробормотал мистер Икс бесцветным голосом, как будто засыпая. — Помните, я обещал вам, что однажды расскажу об этом случае подробно? Хорошо. В Оксфорде, мисс Мак-Кари, я сделал не так много, как об этом говорят, однако я многое приобрел, включая и дружбу с неким джентльменом, попавшим в затруднительную ситуацию, он тоже писатель… Как видите, я питаю слабость к литераторам. Однако в тот раз проблема именно в нем и состояла. Чтобы заговорить, ему не потребовался алкоголь: этот человек был по-настоящему замкнут, так что, когда он решил довериться мне, откровения его плескали через край. Почти все было шелухой, но иногда попадались и жемчужины, и я развлекался, составляя из них ожерелье. Именно тогда я узнал о существовании некоей группы, название которой вам не следует повторять, если вы хотите оставаться живой, невредимой и здравомыслящей. Я узнал о Десяти.

— О Десяти?

— Не повторяйте, — всерьез предостерег мистер Икс.

— Хорошо.

Что это было? Вспышка безумия? Звучало все именно так, но я продолжала слушать.

— Этот человек обладал богатейшей фантазией, но только на бумаге. Мне даже на мгновение не пришло в голову, что его рассказ — плод его воображения. Даже сам мой знакомый не знал, кто эти люди, но зато он был уверен, что никакая полиция в этом мире не сможет их арестовать. Потому что их власть лежит вне досягаемости законов и правительств.

— Что это за власть?

— Театр.

Теперь я окончательно уверилась, что мистер Икс бредит.

— Пожалуйста, не надо.

— Писатель, о котором я вам говорю, видел некоторые явления, которые они связывали с театром.

— Мистер Икс, театр — это не магия и не колдовство. В театре все основано на трюках.

— Мисс Мак-Кари, я и не говорю о магии и колдовстве. Я говорю об особенной власти, от которой нет защиты: это наслаждение. Очевидно, что театр доставляет наслаждение, поэтому он и является лучшим из развлечений в нашем мире. Но… представьте хотя бы на миг театр, который доставляет безграничное наслаждение. Что осталось бы ему неподвластно?

— Не могу я представить, мистер Икс…

— Мистер Холмс.

— Мистер Холмс, наслаждение — оно больше от дьявола, чем от Бога. И никогда не бывает безграничным. Вы… Послушайте, вам это, наверное, неизвестно, но поверьте мне. Наслаждение длится совсем недолго.

— А ему и необязательно быть безграничным, мисс Мак-Кари. Наслаждение — у нас в головах, и тот, кто им управляет, сможет управлять и сознанием.

— Вы имеете в виду месмеристов и гипнотизеров…

— Нет, как раз наоборот. В этом-то и коренится различие: такого рода мастера не управляют сознанием, чтобы контролировать эмоции. Они управляют эмоциями, чтобы контролировать сознание. Прямо противоположное направление. Мой друг не знал наверняка, зато я уверен, что определенные театры доставляют такое наслаждение, которое заставляет людей, собравшихся вместе, совершать некие поступки.

И тут я вспомнила:

— Погодите-ка. Доктор Корридж, с которым я работала в Эшертоне…

— Сэр Оуэн Корридж, не так ли?

— Да, я работала под его руководством.

— Именно этот психиатр занимался моим другом, писателем из Оксфорда… весьма любопытно. Пожалуйста, продолжайте.

После этого «любопытного» замечания мистер Икс обхватил пальцами подбородок и приготовился слушать.

— Доктор Корридж говорил нам, что никакой ментальный театр не может… «управлять человеческой волей до такой степени, чтобы заставлять человека делать то, что противно его принципам». — Я произнесла эту тираду на одном дыхании: доктор Корридж часто нам ее повторял.

— Возможно. Но ментальный театр — это одна из форм гипноза, мисс Мак-Кари. Как я уже сказал, эти господа занимаются совсем другими вещами. В общем, этот писатель, которому я помог, случайно услышал обсуждение одного из проектов Десяти… Еще раз подчеркиваю: никогда не повторяйте того, что слышите сейчас. Они решили отправить кого-то «играть в Портсмуте» этим летом. Они называли его «мистер Игрек». Мой друг-литератор ничего о нем не знал, не представлял и его планов, но я сразу решил, что, если в дело вступили Десять, ничего хорошего не предвидится, — скорее всего, последуют ограбления или убийства… Вот почему я попросил, чтобы меня перевели в Кларендон. Я воспользовался услугами славного Джимми Пиггота и мальчишек… но совершил ошибку, недооценив врага.

Я снова вспомнила фразу миссис Мюррей: Он чего-то дожидается. Все верно. Мистер Икс чего-то дожидался с самого начала.

Но как я могу ему верить? От рассказа мистера Икс так и разило безумием.

— Если вы обо всем знали, почему же не предупредили полицию?

— Мисс Мак-Кари, полицейские не способны с этим справиться. Не думаю, что инспектор Мертон принял бы на веру признание нервного литератора…

— Как сейчас дела у вашего друга?

— В какой-то степени неплохо, но если я сумею разрушить план мистера Игрек…

«Мистер Игрек». Это звучало даже забавно. Мистер Икс, мистер Игрек. Типично для душевнобольного. Мой пансионер, как всегда, успел прочитать мои мысли:

— Мисс Мак-Кари, прежде чем делать выводы, вспомните о ментальном театре… Вы им занимались?

— Присутствовала при нескольких сеансах.

— И можете рассказать, как это было?

— Я не могу называть имен и приводить некоторые детали.

— Пусть так, прошу вас, расскажите мне то, что возможно.

На самом деле, я никогда не забывала о пережитом мною опыте, вот только я не понимала, каким образом это работает. Я коротко — и преодолевая внутреннее сопротивление, мешавшее вспоминать, — пересказала сеанс с участием вдовца, после смерти супруги впавшего в черную меланхолию. Театр был декорирован черным, на подмостках стоял гроб, открытый с одной стороны, чтобы можно было видеть человека, лежащего внутри, — а это была укрытая саваном актриса. На такие роли всегда брали молоденьких девушек или детей. Здесь требовались гибкие тела без определенных очертаний, почти всегда обнаженные, по заказу доктора Корриджа голоса и движения должны были изменяться — вот чем был обусловлен выбор артистов. На том сеансе актриса изображала «воскресение», она выбиралась из гроба, исполняла танец и декламировала текст, специально составленный драматургом ментального театра, — помню, что для того сеанса текст писал мистер Питер Харвил, — и основанный на избранных отрывках любовных писем, которые усопшая писала нашему пациенту во времена их юности. Танец был шокирующий, даже невозможный, и — если бы речь не шла о медицинской процедуре — я бы назвала его непристойным, но ведь это был ментальный, а не художественный театр. Ментальный театр считается врачебной практикой, настолько же неприличной и скандальной, как и раздевание больного перед операцией.