Подобную описанной молитву следует творить в обыкновенный день: 1) между рассветом и восходом солнца (4 рак’ата); 2) в полдень (8 р.); 3) пополудни, незадолго до солнечного заката (6 р.); 4) вечером, после заката солнца (5 р.); 5) поздно вечером, к началу ночи (6 р.). Особенно набожные люди становятся добровольно на молитву и посреди ночи. Соединение двух молитв не допускается. Молитвенные часы возвещает глашатай[132] с башен (минаретов) мечетей. Понятно, должен он обладать громким голосом; на эту должность стараются выбирать по преимуществу слепых, чтобы сверху не могли они видеть, что делается внутри гаремов.

Полуденная молитва в пятницу получает характер общественного богослужения. Собравшаяся в мечети по призыву на молитву община произносит два рак’ата, каждый говорит про себя. Затем наступает род литургии, хутба, речи, произносимой одним из нескольких прислужников, состоящих при мечети. Наконец с кафедры раздается речь предстоятеля, имама, состоящая из увещаний, обильно пересыпанных строфами Корана, имеющая подобие весьма коротенькой проповеди. Наступает затем глухая молитва, а за ней имам, вступая снова на кафедру, произносит вторую хутбу. Она соответствует приблизительно общей церковной молитве протестантского богослужения. Заключается она в произнесении исповедания веры, молитве за Мухаммеда и его дом, за первых исповедников, оказавших особенные заслуги делу ислама, за всех правоверных вообще, за победу оружия мусульманского и т. д.; молятся также особо за царствующего властелина, который в мусульманском государстве, по крайней мере на первых порах, считался одновременно главой как духовным, так и светским. Этой молитвой община как бы изъявляет признание в лице правителя двойной его власти. По окончании хутбы становится имам перед михрабом, нишей посередине стены, обозначающей киблу, и произносит, неслышно выговаривая слова, молитву из двух рак’атов; община повторяет за ним, буквально подражая темпам его движений. Во всем же остальном пятница вовсе не считается праздником; до и после молитвы каждый может беспрепятственно продолжать обыденные свои занятия.

Из этого легко усмотреть, что сложные и столь часто повторяемые церемонии представляют немаловажное бремя для правоверных, и тем не менее ритуал совершается вообще с величайшею пунктуальностью. Следует при этом заметить, что строгое наблюдение за исполнением предписанных обрядов в первые времена ислама несомненно способствовало, и в высокой степени, приучению арабов к порядку и дисциплине. И по сие время старается мусульманин держать себя на молитве с достоинством и спокойствием. О набожном парении души не может быть, конечно, и речи, за исключением, разве, в некоторых сектах с мистической окраской, да у случайных личностей. Во всяком случае, учрежденная по повелению Божию молитва не может никоим образом быть признана обязанностью легкой или приятной, но так или иначе должна быть выполнена как неизбежное дело, дабы постоянно вести в порядке баланс небесной приходно-расходной книги. В этом общем характере молитвословия, впрочем, приятно поражает истинно мужское воззрение мусульман, вследствие которого все частные чувства и особые желания отдельных лиц вполне стушевываются перед задачей восхваления божеского величия. Правоверный знает отлично, что вся его судьба заранее предопределена Божьим всемогуществом. К чему же утруждать Высочайшего ни к чему не ведущими просьбами и жалобами? Вот почему, обыкновенно, частная молитва есть только выражение полнейшей преданности (по арабски: ислам). Третья главная обязанность правоверного по отношению к религии состоит в соблюдении поста, т. е. воздержании от пищи и питья и других удовольствий, так, например, благоуханий, купаний, а ныне также и курения табака, в течение целого дня, т. е. от зари до солнечного заката, в продолжение всего месяца Рамадана. Между тем, когда Мухаммед учреждал этот пост, Рамадан пришелся в декабре, а при постоянном изменении лунного года переходил, в течение 33 лет, через все времена года. Таким образом, каждый раз, когда этот месяц приходится в летнюю пору, пост становится для мусульман действительно тяжким лишением. Положим, люди мирского направления продолжают преспокойно грешить тайком, но завет пророка строго соблюдается всеми истинно набожными правоверными, а на Востоке их большинство. Можно себе представить, как тяжело приходится им где-нибудь под палящим солнцем Египта или Индии. Как невыносимо им провести целый долгий летний день, не орошая губ ни единой каплей воды. Всю ночь напролет вознаграждают они себя, по возможности, за это лишение, и каждый из них страстно ждет наступления конца поста. Ночь перед 27 днем этого месяца считается священной: это леилет-аль-кадр — «ночь установления», т. е. божеского призвания Мухаммеда на должность пророка, откровением 96 суры. В первый день следующего месяца, Шавваля, наступает всеобщее ликование по случаю окончания воздержания, в праздник нарушения поста (у турок малый, или сахарный, байрам, у арабов «малый праздник»). Он продолжается три дня и сопровождается широким весельем, так что по наружному по крайней мере виду превосходит даже «большой праздник». От обязательства поститься избавляются лишь больные, путешественники и солдаты в походе, но и они должны наверстать впоследствии дни нарушения поста. Сверх того есть еще целый ряд других определенных дней, когда пост хотя и не предписывается, но и не излишен.

Еще тяжелее, чем посты, удручает правоверных четвертое каноническое предписание — паломничества. Когда Мухаммед признал обязательным для своей религии посещение старинной национальной святыни, поистине не приходило ему в голову, что позже придется тысячам мусульман, дабы принять участие в мекканских празднествах, путешествовать за сотни миль, перебираясь через горы и пустыни, переплывая океаны. Той неумолимой серьезности, граничащей почти с жестокостью, с какою мусульманин глядит на свои религиозные обязанности, едва ли во всем мире можно подыскать что-либо равное. Каждый из этих миллионов людей хотя бы раз в жизни обязан посетить Мекку, все равно где бы ни жил: на Яве, в степях Средней Азии либо на берегу Атлантического океана, дабы свято выполнить завет пророка. Даже голые бедняки и те бредут большими толпами вплоть до святого града. Дорогой перебиваются подаянием, а где можно — поденщиной или другой тяжелой работой, и так продолжается до окончания святых дней, а затем, пользуясь теми же самыми средствами пропитания, возвращаются домой. Некоторые вероучители, положим, утверждают, что можно послать вместо себя заместителя, и все вообще признают правильность некоторых оснований, допускающих уклонение от тяжкой обязанности, так, например, недостаточность средств, болезненность, несвобода и т. п. И действительно, в новейшие времена, когда сила веры в исламе начинает ослабевать, значительно большая половина всех мусульман пользуется подобного рода отговорками. Тем не менее и по сие время собирающихся ежегодно в месяце Зу’ль-Хиджже на мекканские торжества считают десятками тысяч[133]. Первое, что обязан сделать паломник, когда он подходит к пограничным камням округа Мекки, — это надеть костюм пилигрима (ихрам). Он состоит из двух кусков какой угодно материи; одним обтягивают бедра, другой же набрасывается на плечи. К этому костюму присоединяются сандалии, голова же остается непокрытой, хотя бы празднества происходили в самую жаркую пору лета. Тотчас же по прибытии в Мекку необходимо посетить Ка’бу. Священное это здание — хотя в течение сотен лет по различным поводам делались некоторые необходимые новые пристройки, а также реставрации — сравнительно с первоначальным видом изменилось незначительно. Главный корпус по форме — довольно правильный каменный куб, около[134] 40 футов в длину, 30 в ширину и от 35 до 40 футов высотой, а по своему наружному виду кажется совершеннейшим кубом. Со всех четырех сторон здание прикрыто черной шелковой материей, спускающейся в виде завесы, которая отчасти приподымается, крыша же остается открытой; возобновлять этот шелковый чехол предоставляется только султану как наместнику пророка. Ка’ба стоит почти посреди широкой открытой площади, имеющей около 200 шагов в длину и 150 в ширину, на которой находится еще несколько небольших пристроек; кругом идет двойная колоннада, освещаемая ночью тысячами лампочек. Собственно внутренность Ка’бы служила до Мухаммеда хранилищем для идолов, теперь же, кажется, она пуста. Углы приблизительно расположены по направлению четырех стран света. В восточном вделан на 4 или 5 футов от земли знаменитый черный камень, представляющий овал в 7 дюймов в поперечнике с волнообразной поверхностью. Метеорит ли это, кусок ли лавы или, наконец, что-либо другое, об этом до сих пор нельзя сказать ничего определенного, в особенности потому что поверхность совершенно истерта миллионами поцелуев пилигримов, подобно большому пальцу на ноге статуи святого Петра в Риме. Во всяком случае он играл в древней Мекке роль святыни, как это часто встречается повсюду у семитов по отношению к камням[135]. Когда Мухаммед включил в обрядность ислама празднества пилигримов, удержано было и почитание камня, не определяя более подробно, какого рода воспоминания связаны с ним. Вот почему он возбуждает и по сие время в пилигримах глубочайшее религиозное чувство, хотя никто, собственно говоря, не может объяснить почему; происхождение же Ка’бы приписывают Адаму. После потопа снова отстроил ее Авраам (Ибрагим), но затем она была осквернена язычниками чрез идолослужение, пока не был послан Мухаммед для восстановления истинной веры. Из пристроек самую замечательную представляет домик колодца Земзем. Это и есть тот источник, который спас томящегося жаждой прародителя северо-арабов, Измаила, и его мать (Бытие, XXI, 19). По понятиям неверующих, вода его отвратительна, но в действительности, по убеждению правоверных, исцеляет от всех болезней по меньшей мере так же успешно, как и вода Лурда. Пилигримы со страстным воодушевлением пьют ее после того, как исполнят первый обряд: обход 7 раз вокруг Ка’бы, целуя при этом каждый раз черный камень. Обход этот носит название таваф, за ним следует Са’й, бег между Сафоии Марвои, двумя возвышенностями. Первая из них находится в 50 шагах от юго-восточной стены мечети и обозначена тремя маленькими открытыми дугообразными нишами, к которым подымаются по трем каменным ступеням; другая расположена в 600 футах расстояния от первой и обозначена платформой, на которую подымаются тоже по ступеням. Путь этот между обоими пунктами следует пройти быстрым шагом 7 раз, так что оканчивают его у Марвы. Все время, как и при тавафе, паломник должен безостановочно произносить молитвы. Если он прибыл не во время больших паломничеств, а к Умре («посещение св. мест»), тогда обряды этим и кончаются. Совершивший их может приказать обстричь волосы, ни разу не тронутые гребнем с тех пор, как наложил на себя ихрам, и меняет паломнический костюм на обыкновенное платье. Затем (обыкновенно на другой день) отправляется пилигрим к маленькой часовенке, лежащей в полутора часах расстояния от города, где и произносит два рак’ата. На возвратном пути он громко поет набожные возгласы, начинающиеся обыкновенно с Лаббейка, Аллахумма, Лаббейка (к Твоим услугам, о Аллах, к Твоим услугам!). Прибывши в Мекку, следует снова таваф и Са’й, и паломничество совершено. Иначе происходят великие празднества паломников, хаджж. Стекающиеся изо всех стран толпы пилигримов (хаджжи) после первого тавафа и Са’йя направляются общей процессией, 8-го числа месяца Зу’ль-Хиджжа, пересекая долину, мимо мечети Муздалифа, на большую равнину, у подножия горы Арафат, в трех милях на запад от Мекки. Гранитный этот холм высится почти на 200 футов над окрестностью; пилигримы достигают его поздно вечером или на другой день утром (девятого). На вершине горы, где, по преданию, архангел Гавриил научал впервые Адама почитанию Творца, пилигримы произносят два рак’ата. Пополудни появляется имам на полусклоне горы и произносит перед густо скученной толпой проповедь (хутбу), которая должна продолжаться до самого солнечного заката; короткие промежуточные паузы дополняются громкими взрывами «лаббейк» присутствующих хаджжи. В тот же самый вечер караван пилигримов покидает Арафат и на возвратном пути ночует у Муздалифа. При утренних сумерках, десятого числа, начинает имам здесь новую проповедь. С восходом солнца он заключает ее собственно «праздничной молитвой», по окончании которой процессия двигается далее и достигает долины Мина. Здесь снова все останавливаются, а затем паломники собираются у восточного, довольно узкого входа, пересекающего здесь долину от востока на запад, в направлении к Мекке. Тут стоит нечто вроде столба или алтаря, в который каждый из присутствующих обязан бросить 7 маленьких камешков; ту же самую церемонию и тоже у столба в середине долины и в третьем месте, у выхода из долины, проделывают все пилигримы. По объяснению теологов, это есть подражание примеру Авраама; по совету архангела Гавриила, он сумел таким образом прогнать сатану, когда тот загородил ему выход. Затем наступает жертва, торжественный заключительный акт всех празднеств: каждый правоверный покупает у бедуинов, которые пригоняют сюда большие стада, овцу. Обратившись по направлению к Ка’бе, со словами: «Во имя Бога, Всемилостивого и Всемилосердного! Господь велик!» — перерезывает каждый пилигрим животному горло. Этим, собственно, заканчиваются все церемонии празднеств. Снимается ихрам и, по примеру малого паломнического посещения, обрезаются волосы. Но большинство обыкновенно остается еще на два дня (11 и 12) в Мине, чтобы повторить каждый полдень церемонию бросания камешков. 12 пополудни возвращаются все в Мекку, где еще раз совершают таваф и Са’й, а затем каждый хаджжи, если пожелает, может отправиться в обратный путь.