— Вы сбежали сюда от мужа? — вырвался у Нины вопрос, прежде чем она смогла его обдумать.

— Нет. Мы сначала развелись. Ну а потом… я не смогла жить там больше и уехала с острова. Вы ведь меня понимаете?

«Уехала с острова», — повторила про себя Нина.

Боль в шее сегодня немного спала, и она даже смогла кивнуть в знак согласия.

— Кто же не хочет пожить по-человечески… — сказала Синтия. — Вы ведь тоже приехали сюда ради этого?

Слишком много вопросов. Чего это она разболталась сегодня?

— Я не хочу говорить на эту тему — тихо сказала Нина.

А в душе ее уже заворочался страх от осознания того, что, возможно, Синтия отчасти права.

— Как продвигается работа над приложением?

Ленора, похоже, обладала шестым чувством, позволяющим почуять те краткие периоды, когда Дрю делала перерыв в работе.

— Медленнее, чем хотелось бы, но продвигается.

Особых проблем не было. Создатели каталога подготовили драгоценности к фотосъемке, потратив много времени на размещение украшений так, чтобы в полной мере продемонстрировать их красоту. Вышел еще один пресс-релиз с рассказом о наиболее интересных лотах будущего аукциона. Пресс-служба позаботилась о том, чтобы информация попала в возможно большее число газет и журналов. Дрю обожала предаукционную суету, чувство, возникающее после достижения поставленной цели, вне зависимости от того, насколько незначительной была эта цель. Свою теперешнюю жизнь она представляла себе в виде терпеливой и крайне педантичной подготовки к лучшей жизни, которой, вполне возможно, ждать осталось совсем недолго.

— Превосходно. Уверена, так оно и есть.

Зазвонил телефон. Дрю, с облегчением кивнув, отвернулась и сняла трубку.

Звонил Григорий Солодин. Он хотел узнать, не нашлись ли в бухгалтерских книгах следы янтарного набора.

Дрю смотрела вслед Леноре. К сожалению, похвастаться было нечем.

— Я изучила данные по Антону Боровому, но не нашла никаких упоминаний о наборах янтарных украшений. — Чувствуя, что разочаровала Григория, она секунду подумала и добавила: — Я смогла прочитать только англоязычные публикации. Думаю, на русском их больше.

— Если хотите, я прочту их.

Дрю решила, что Солодин считает ее недостаточно компетентной.

— Не уверена, что вам следует выполнять мою работу…

— Меня это не затруднит, мисс Брукс.

— Вы можете называть меня Дрю.

— Хорошо, Дрю. Эти данные заархивированы?

— Да, но я не уверена, что вы сможете найти их в сети. Конечно, можно поискать через ссылки, но… Ювелирный дом Борового давно прекратил свое существование, так что навести справки не у кого.

— М-м-м… Плохо.

— Я бы не сказала. Куда тяжелее собирать информацию о действующих ювелирных домах. Они никогда не делают свои архивы общедоступными.

— Серьезно? — с облегчением сказал Григорий Солодин. — Значит, мы ищем людей, владеющих записями о продажах ювелирных украшений, созданных Боровым?

— Да. В семье ювелира могли сохраниться какие-то записи. Или, вполне возможно, его потомки передали документы в музей, историческое общество либо библиотеку университета.

— В России?

— Не обязательно. Они могли эмигрировать в другую страну… А я пока поищу в американских архивах. Я уже позвонила в отдел систематизированных собраний Общественной библиотеки. Мне посоветовали обратиться в Чикагский центр российских и евразийских исследований, но там ничем помочь не смогли. Я созвонилась с музеями русских ювелирных изделий, но их сотрудники занимаются в основном императорскими драгоценностями, хранящимися в Эрмитаже, творениями Фаберже и подобными произведениями искусства. Никто не интересуется украшениями, которые носили обычные люди.

— Если я найду в Интернете регистрационную книгу или еще что, — сказал Григорий, — какие слова помещать в поисковик?

— Ну, любые… «янтарные серьги», «кулон прибалтийского янтаря», «кабошон с инклюзией». — Ручка двигалась в такт словам. — «Золотая гарнитура», «овальная оправа», «четырнадцать каратов», «желтое золото», «пятьдесят шесть золотников»… Я запишу их для вас и перешлю по электронной почте. Я не хочу злоупотреблять вашей любезностью, и, если вы что-нибудь найдете, мы наймем переводчика.

— Я сам переводчик, — сказал Григорий.

— Вы? — удивилась Дрю, вспоминая, не говорил ли Солодин этого раньше.

— Я литературный переводчик, перевожу русскую поэзию.

— Ой, а я люблю стихи!

— А каких поэтов вы предпочитаете?

— Ну, я не специалист по английской литературе, но люблю читать стихотворения. В колледже я слушала курс по современной англоязычной поэзии и после него сохранила все книги. Я люблю Сильвию Плат[29], Говарда Немерова[30]и Эдну Сент-Винсент Миллей[31]. Еще мне нравится Джордж Герберт[32]и Шекспир. У меня есть переводы стихотворений Пабло Неруды[33].

Жоржи, парень, с которым она недолгое время встречалась после переезда в Бостон, подарил ей томик стихов Неруды.

— Хороший выбор.

— Боюсь, не слишком оригинальный.

— А кому нужна оригинальность? Главное, чтобы поэзия трогала вам душу.

— Я просто хочу сказать, что мои литературные вкусы далеки от Изысканности.

— Почему вас это волнует, Дрю? Важен факт того, что вы, повинуясь порыву души, открыли томик стихов и начали читать.

Она рассмеялась.

— Мой бывший муж, когда учился в колледже, писал стихи. Правда, он не особенно ценил современную поэзию.

Вспоминая свою слепую веру в Эрика, Дрю с грустью подумала о том, как скоро и легко он отказался от своих литературных мечтаний, найдя в больнице первую настоящую работу в отделе связей с общественностью.

— У него было множество теорий о белом стихе. Я помню, как он расстроился, когда я призналась ему…

— В чем вы ему признались?

— Я бы не хотела говорить вам об этом.