Взволнованный Рудницкий вытащил клинок, но до того, как он успел сделать что-то еще, он ощутил на своем плече ладонь Ангелова. Только сейчас он заметил, что россиянин не последовал за своими товарищами.

– Все в порядке, – заверил его детектив. – Стреляли только наши.

– Откуда вы знаете?

– По звуку. Мы используем «наганы», а бандиты предпочитают «браунинги». Их легче спрятать под одеждой, – пояснил Ангелов.

Рудницкий с неохотой спрятал клинок и оперся на трость.

– Коль все в порядке, почему они еще не вернулись? – нетерпеливо спросил он. – Где Аня?

– Еще минутку терпения, ваше превосходительство, – успокоил его россиянин. – Они должны посчитать трупы, идентифицировать бандитов, это займет немного времени, комиссар Терлецкий очень дотошный.

– Посчитать трупы?!

– Ну, комиссар понял, что приоритетом является спасение девочки, а уже потом – поимка Совы. В этой ситуации нужно было убрать столько бандитов, сколько смогут, – пожал плечами Ангелов.

Рудницкий с трудом сглотнул и ослабил галстук, внезапно ворот рубашки стал слишком тесным.

– Не переживайте так, каждый из этих головорезов раз десять заслужил смерть, – сказал детектив. – Недавно арестовали «ужас» Брудно[11], некоего Феликса Майхшака. Парень убил ножом пятерых местных и черт знает скольких ранил. В сравнении с людьми Совы он является образцом гражданской добродетели. Впрочем, ни один из пражских головорезов не поднимет руку на ребенка.

Разговор прервал звук шагов. Сначала из ворот вышел Терлецкий, на лице комиссара отражалось нескрываемое удовлетворение. За ним шли несколько полицейских, окружавших закованных в наручники мужчин, а двое вели под руки элегантно одетую пожилую даму. Ей надели кандалы и на ноги.

– Сова!

Ангелов выплюнул это слово с такой ненавистью, что в этот раз алхимику пришлось удерживать его за руку.

– Я спокоен, ваше превосходительство! Уже спокоен! – пробормотал россиянин.

Женщина не производила отталкивающего впечатления, на первый взгляд она напоминала добродушную старушку, но в ее глазах было что-то резкое, а губы застыли в презрительной гримасе.

– Еще встретимся, собаки! – процедила она, проходя мимо Ангелова.

– Обязательно! Как будут тебя вешать, я займу место в первом ряду! – ответил ей полицейский.

Терлецкий махнул рукой, и полицейские, что вели Сову, вынудили ее ускорить шаг.

– Ваше превосходительство, – обратился комиссар, – вот наша пропавшая. Цела и невредима.

Аня вышла из-за спины полицейского, один из подчиненных комиссара держал ее за руку. Одетая в чистое розовое платьице, с волосами, заплетенными в косу, она выглядела так, словно сошла со страниц детского журнала мод. Только ее изможденное лицо напоминало, через что ей пришлось пройти. Рудницкий протянул к ней руку, но девочка обняла его с силой, удивительной для такого хрупкого тельца.

– Все хорошо, – прошептал он, гладя ее по голове. – Уже все хорошо.

– Вы позволите мне переночевать в отеле? – заплакала она. – Моя мамочка умерла, а господин, у которого мы жили, выгнал меня из дома, потому что у меня не было денег. А потом пришла госпожа Сова, и забрала мой кулон, и закрыла меня в комнате. Она сказала, что продаст меня тому, кто больше заплатит. Но людей нельзя продавать, правда?

– Правда, – ответил алхимик, стиснув зубы. – И не беспокойся о ночлеге, ты будешь жить со мной.

– Ваше превосходительство, – с уважением отозвался комиссар, – можно уточнить, вы удовлетворены нашей работой?

Несколько полицейских следили за арестованными, остальные выстроились в шеренгу, как на параде.

– Полностью, – искренне ответил алхимик. – Я вам безмерно благодарен. Прошу передать начальнику полиции, что я считаю дело закрытым.

Облегчение, которое он испытал после того, как нашел Аню, навеивало на него сонливость, с которой ему было трудно бороться. Его голова все время безвольно падала, а мир сужался до его дыхания, и только крепкая хватка маленькой ручки возвращала его в сознание: девочка не отпускала его руку ни на секунду. Лишь когда карета остановилась перед отелем, холодный ночной воздух вернул Рудницкому силы. Швейцар у входа поздоровался с ним поклоном и открыл двери.

– А я могла бы спать при включенном свете? – тихо спросила Аня. – Я боюсь темноты.

До того как алхимик успел ответить, Татьяна Аристова схватила девочку, чуть не сбив Рудницкого с ног. К удивлению алхимика, в холле собралась большая группа работников отеля.

– Татьяна Олеговна, вы займетесь Аней? Завтра что-то придумаем, а сейчас нужно ее выкупать, накормить и спать уложить.

– Не беспокойтесь, душенька, я позабочусь о нашей девочке. А ты иди к жене, она, бедненькая, плохо себя чувствует.

Обеспокоенный алхимик поспешил в свои апартаменты, чуть не столкнувшись в коридоре с Маевским.

– Наконец-то! – воскликнул с облегчением охранник. – Я уже думал, что мы должны будем справляться без вас.

– Что случилось?

– Без понятия, вашей жене стало плохо. Я хотел вызвать врача, но она приказала позвонить маркизе. А та выставила меня за двери.

– Останься тут, – приказал алхимик.

В салоне никого не было, Рудницкий поспешил в спальню. Смертельно бледная Наталия лежала в кровати, Луна рассеянно гладила ее по голове, одновременно изучая книгу в потертой кожаной обложке.

– Ну наконец-то! – воскликнула Луна, не поднимая головы. – Хорошо, что успел.

– Успел? Куда?

– Это очевидно! Твоя жена рожает.

Лишь сейчас Рудницкий обратил внимание на раздутый, словно воздушный шар, живот Наталии. Ошеломленный алхимик присел на кровать и сжал мокрую от пота руку жены.

– Все будет хорошо, – пообещал он.

Девушка вымученно улыбнулась, но в ее глазах застыл страх.

«Точно будет, – пообещал девичий голос. – Я не обижу мамочку! И поспеши, я хочу домой!»

– Мы должны начинать, ей нужна твоя кровь. В этот раз много, – сказала Луна, показав на ночной столик.

Рудницкий перевел взгляд и увидел медный кубок и ланцет. Емкость кубка составляла не менее одного литра.

– Ну ладно!

Алхимик прижал лезвие к запястью и громко сглотнул слюну. Операция была не слишком сложной, достаточно было вскрыть себе вены… Подгоняемый нетерпеливым взглядом Луны, он глубоко вздохнул и сделал аккуратный, точный надрез.

Самарин нанес быстрый, четко выверенный удар, Алексей легко отразил его, парировал, после чего изящно уклонился и ударил офицера ногой под коленку. Генерал упал на мат, цесаревич поднял шпагу, чтобы добить поверженного врага.