– А я уже подготовился по своему вопросу, – ворчит ее сосед.

– Позвольте мне, – говорит забившийся в самый угол паренек в очках.

Он встает, идет к столу, протягивает мне матрикул, садится. А я не сажусь. Отвечать будет он, но больше его взволнован я: что же я сейчас услышу?!

Он начинает говорить. Несколько общих фраз о вероломном нападении. О битве на границах… О всенародном подъеме… Говорит студент хорошо, кратко. А вот и конкретное.

– Лучшие части фашистского вермахта были брошены на Ленинград.

– Почему лучшие?

– Потому что в тот момент Ленинград был главной стратегической целью фашистского командования.

Я киваю головой, а юноша, набирая уверенность, продолжает говорить.

– За два года второй мировой войны вермахт еще не знал поражений. Ни горные хребты, такие, как Альпы и Карпаты, ни водные преграды, такие, как Маас, Рона, Дунай, Днепр, Днестр, Буг, Висла, Неман, служившие мощными рубежами сопротивления фашистам, не стали для них непреодолимыми препятствиями…

– Хорошо, – говорю я. – Только, пожалуйста, ближе к теме, к битве за Ленинград.

– В августе-сентябре сорок первого года фашистские полчища приблизились к Ленинграду. Перед ними лежала плоская, как стол, равнина. Ни горных хребтов, ни даже сколько-нибудь значительных высот, ни больших рек… Перед ними почти нет регулярных частей Красной Армии. На их пути дивизии наскоро обученных и снаряженных добровольцев и бригады сошедших на берег моряков…

Я слушал не перебивая. Мне досадно, что сидящие там, за столами, не слушают ответ своего товарища, а заняты посторонним делом… «Почему «посторонним»? – одергиваю я себя мысленно. – Они заняты своим делом, готовят ответы на свои вопросы… Нет, воистину я уже становлюсь стар и ворчлив».

– Путь на Ленинград открыт. В этом нет сомнения ни у фашистских заправил, ни у генералов, ни у рядовых солдат. Но вдруг происходит невероятное. Бронированная громада отборных частей вермахта задержана ополченцами и моряками восточнее Кингисеппа, на реке Воронке. Маленькая речка – метров двенадцать всего шириной. Пустяковой казалась фашистам эта задержка. Ну день, ну два, ну неделя… Ну месяц, как на Днепре под Смоленском. История знает теперь, что тогда на этой маленькой речке фашистская армия была впервые за всю Вторую мировую войну остановлена навсегда. Отсюда фашистам предстояло двигаться только назад. Позднее их остановят под Москвой, под Сталинградом, в горах Кавказа… Но это будет потом. Впервые их остановили здесь – на берегу Воронки, под Урицком и Пулковом, у стен Ижорского завода, на Неве – рабочие, моряки и студецнты. Тогдашние стратеги как в стане наших врагов, так и в стане наших союзников и нынешние историки немало выдвигали объяснений тому, что произошло. Для меня ответ на этот вопрос совершенно ясен. Так произошло потому, что иначе и не могло произойти.

Я взволнован и восхищен ответом, но тем не менее говорю:

– Это не объяснение.

Тут я замечаю, что девицы перестали черкать на своих бумажках и усиленно шушукаются. Нашли время! Я делаю им замечание.

– Нельзя ли потише?

– Извините.

– Извините, Александр Семенович!

– Исчерпывающее объяснение случившемуся, – продолжает студент, – заключено в слове – ЛЕНИНГРАД! В этом имени слилось многое. Не стареющая с годами душа революции, ее размах, ее романтика и дисциплина. Двухсотлетние традиции непобедимой морской твердыни. Громадный промышленный и научный потенциал. Вершинный уровень культуры, высокий дух интернационализма, предельная ненависть к фашистам и беззаветный советский патриотизм. Все это, вместе взятое, и создало ту непреодолимую преграду, которая встала на пути врага. Все это слилось в душе каждого бойца-ленинградца. Да, именно так: здесь на пути врага встали не горы особой высоты, а люди высокого духа.

Я потрясен ответом юноши. Какой подарок! Я уже не вижу ни его длинных волос, ни его застиранных джинсов. Просто здорово! Интересно, откуда это он все вычитал?!

– Отлично, – говорю я. – Отлично. Скажите, пожалуйста, по каким материалам вы готовились?

– Как по каким? – удивленно вскидывает глаза паренек. – По конспектам ваших лекций, Александр Семенович. Только у вас в лекциях все это длинно очень… Я – покороче – по делу…

Паренек осекся и замолчал, с тревогой глядя на меня. Я не успеваю сказать ничего в ответ. Все три девицы вскакивают с мест и направляются ко мне. Вслед за ними поднимается и второй студент.

В руках студентки, которая идет первой, большой букет цветов.

– Вот, – говорит она, протягивая мне цветы. Потом все заговорили сразу:

– Это вам, Александр Семенович!

– Это от всей группы… Мы хотели после экзаменов…

– Но вот посоветовались и решили сейчас.

– Сегодня ведь двадцать второе июня. Ну и раз сейчас зашел такой разговор…

Я не знаю, что сказать, и бормочу:

– Спасибо… Спасибо… Как же это так – до окончания экзаменов… Да и вообще, зачем же?.. Садитесь, пожалуйста. Давайте продолжим экзамен. Спасибо…

Четверо садятся на свои места. Тот, что отвечал, протягивает матрикул. Я ставлю ему «отлично».

В это время открывается дверь, и входит Яшка Гривец. Впрочем, бывший знаток законов Хаммурапи теперь не Яшка, а Яков Анатольевич Гривец – декан нашего факультета. Хороший декан – строгий, но справедливый.

– Ну как они отвечают? – спрашивает он меня.

– Пока отлично. Надеюсь, что и дальше будет не хуже.

– А что это за цветы? Непорядок.

– Ничего, Яков Анатольевич, – успокаиваю я декана. – Это в честь сегодняшней даты – двадцать второго июня.

Гривец понимающе кивает головой, потом берет меня под руку и отводит к окну.

– Слушай, Саня, – говорит он. – Такое дело… У тебя ведь срок конкурса кончается в этом году?

– Кончается, – говорю я, предчувствуя, каково будет продолжение разговора.

– Ну и как? Ты думаешь подавать, на следующие пять лет?

– Да я еще не решил. Хотел посоветоваться…

– Понимаешь, сейчас обсуждался вопрос, чьи кандидатуры поддерживать на следующее пятилетие… Тебя в их числе не называли. Я хотел, но не решился…

– Отчего же? – спрашиваю я. – Ты – бесстрашный офицер воздушно-десантных войск, столько раз участвовал в боях и все такое, а тут не решился замолвить слово за старого друга.

– Именно за старого, Саня, общее ведь положение… Молодые выросли… А мы с тобой… Ну пойми, обстановка такая… А ты консультантом останешься. Тоже ведь неплохо.

– Неплохо, – соглашаюсь я.

– Ты подумай… Мы еще поговорим. – Гривец жмет мне руку, проникновенно смотрит мне в глаза и уходит.

– Кто следующий? – спрашиваю я.