– Если у вас есть время, то после завтрака я бы хотел показать вам одно место. Там и расскажу, ладно?

До конца завтрака они обсуждали тетушек и вчерашний сеанс.

– Позволите спросить вас кое о чем?

– Да?

– Мой брат не в себе после гибели жены, и мы очень за него беспокоимся. Он запустил работу. Галерея часто на замке́, а он не хочет нанимать никого на место Наоми. Нет чтобы заняться делами – он поглощен этими поисками, вас вот притащил на помощь…

– Зачем вы говорите об этом мне?

– А разве не понятно? Никого из нас он к себе и близко не подпускает, а вам, похоже, верит. Если Тео поведет себя странно или начнет нести бессмыслицу, если у него совсем крыша поедет – позвоните мне или Минерве. Она уже предлагала ему обратиться к специалисту, но он отказывается. Она из кожи вон лезет, чтобы ему помочь; но он уверен, что в помощи не нуждается.

– Мы не виделись без малого двадцать лет. Я не знаю, что для него обычно, а что нет.

Жас не сомневалась, что в просьбе Эша кроется намек, может, даже предостережение… но возможно, она просто не поняла.

– Вы поймете. У его жены это получалось.

– У нее – разумеется. Жена как-никак.

– Да, но их брак продлился не особо долго. Тео начал бешено ревновать, не отпускал ее от себя ни на миг. Всякий раз, когда она уезжала по работе в Лондон, кричал, что у нее там интрижка. Залезал в ее почту и телефон. А когда узнал, что она рассказала мне, – совсем двинулся.

– В смысле?

– Попытался ее запереть.

– Тео?

Жас вспомнила вчерашний вечер. Как бережно он поддерживал тетушку. Как был деликатен.

– Я тоже сначала не поверил. Но что-то в нем переклинило. Она вылезла из окна и уехала. Думаю, собиралась встретиться со мною.

– Перед самой гибелью?

Эш сокрушенно кивнул.

– Да. Тео обвинил меня. Решил, что она изменяла ему со мною, и заявил, что в ее смерти виноват я. Что она якобы была расстроена и потрясена, и потому вовремя не отреагировала. Полицейское расследование показало, что Наоми резко свернула, пытаясь избежать столкновения с другим автомобилем. Виноват был тот, второй водитель, но Тео верит в то, во что желает верить. Мы так толком и не поговорили с тех пор. Он ничего не слушает. Мы и раньше не особо ладили, но сейчас совсем худо. А еще это его увлечение бумагами Виктора Гюго… Как будто разгадка чужого секрета что-то исправит в его собственной жизни.

Сейчас Жас понимала немного лучше, почему Тео пришел в такую ярость, застав ее за беседой с Эшем.

– Не уверена, что мне все это нравится. Вы предлагаете мне за ним шпионить.

– Простите. Но Минерва и я, мы оба считаем, что вы должны хотя бы понимать ситуацию. Она сама хотела с вами поговорить. Наверное, у нее вышло бы лучше, но ей сложно вас застать в отсутствие Тео.

Эш положил салфетку и подписал чек.

– Пойдем? Обещаю, неприятных разговоров больше не будет. Просто покажу одно интересное место. Уверен, вам понравится.

* * *

Автомобиль двигался по той же дороге, по которой Тео возил ее уже дважды. За рулем Эш почти не разговаривал. Иногда молчание бывает тягостным, особенно между малознакомыми людьми. Но сейчас тишина не напрягала. Эш покосился на нее и улыбнулся, а она ответила на улыбку. Стояло прекрасное солнечное утро, и Жас радовалась, предвкушая что-то интересное.

Длинная петляющая дорога привела их к самой границе владений Гаспаров. Эш свернул вправо, мимо березовой рощи и смешанного леса. Кроны деревьев почти не пропускали свет. Подул сильный ветер; запахло приближающимся дождем.

Чуть-чуть не доезжая до скульптур монахов, Эш резко свернул налево, направив автомобиль на совсем уж узкую извилистую дорожку, – и затормозил.

– Мой дом.

В первый момент Жас не видела ничего, кроме леса. Потом различила за старыми дубами и орешником здание красного кирпича в викторианском стиле. Деревья подступали так близко к стенам, что казалось, архитектор больше беспокоился о них, а не об удобстве людей.

По стенам поднимался плющ, укрывая даже некоторые окна. Крыльцо было густо увито глицинией. Все выглядело так, словно уже много лет назад природа безвозвратно отвоевала этот дом у людей, и никого это не тревожит.

– Какая прелесть! Когда его построили? Это часть главной усадьбы?

Открыв дверь и пропустив девушку вперед, Эш пояснил:

– Один из моих предков был ювелиром. Пьер Гаспар.

Жас кивнула.

– Да, я уже слышала.

– Ну так вот, это его мастерская. Как и многие мастера того времени, он был не только ювелиром, но и стеклодувом, лил цветное стекло, тем и приобрел известность. Полагаю, вам уже показывали его работы?

– Да. Будто живешь внутри тюбика с красками. Интересное ощущение.

Жас полюбовалась цветным витражом на входной двери, обошла комнату, разглядывая одно окно за другим. Перед ней развернулась панорама четырех времен года. На всех работах был изображен один и тот же идиллический пейзаж – окруженный деревьями пруд, узкий крутой мостик, но палитра различалась. Ранняя весна и цветение крокусов, увенчанное лилиями лето, янтарь и золото осенних листьев на водной глади – а потом покрытые снегом сосны на берегу. Все тщательно выписано – не цветное стекло, а произведение искусства.

– После женитьбы Пьер с семьей обосновался в главном доме, а здесь устроил выставочный зал. Еще у него был магазинчик в городе, но там в основном торговали ювелирными украшениями, светильниками и прочими некрупными предметами. А большие изделия создавались и выставлялись здесь, и клиентов тоже сюда приглашали. Тут все осталось по-прежнему. Он хотел продемонстрировать, как его работы смотрятся в жилом интерьере: чтобы покупателю не приходилось гадать, впишется ли новая дверь с витражом в дверной проем его собственного вестибюля, а окна – в обстановку библиотеки. Пойдемте, я хочу показать остальное.

Эш вел девушку по дому. Камин в столовой: восточный орнамент, лазурь; все блестит, как озеро в лунном свете. Библиотека: торшеры-нарциссы, окутывающие мягким сиянием каждое кресло. Длинный коридор: изящные светильники из переливающегося зеленого стекла.

– Вы спрашивали про одеколон. Сначала надо объяснить вот что. До меня здесь никто никогда не жил. Пьер, а позже его сын использовали постройку как выставочный зал вплоть до Первой мировой – да и потом еще довольно долго. Но в тридцатые годы мода поменялась, и цветное стекло вышло из тренда. А затем началась Вторая мировая война. Владения семьи обширны, и до жилого дома отсюда далеко. Это здание забросили; никто не знал, что бы в нем такое сделать. Потом его стали использовать как своего рода кладовку. Когда я решил здесь поселиться – не представляете, сколько пришлось выгребать всякого мусора, счищать со стен толстенные наслоения старых обоев. Но зато когда я навел порядок и выкинул все лишнее, обнаружилось, что старинная обстановка комнат осталась в целости и сохранности. Даже реконструкция практически не потребовалась – только генеральная уборка.