Девочка была без сознания. Я приложил ухо к ее груди. Сердце билось едва-едва, кожа заледенела. Ребенок был явно при смерти; из-за кровопотери или от травм головы, не знаю. Мне доводилось видеть смерть. Там, на парижских улицах и в уютных домах дорогих мне людей. Здесь, в пещере, я снова ощутил ее присутствие.

Для девочки время почти истекло.

Даже если прежде она яростно сражалась за жизнь, сейчас силы иссякли. Тело отказалось от борьбы и просто ожидало конца.

Каждый из нас когда-нибудь ощутит приближение этого момента.

А потом здесь, в каменных недрах, в подземном храме, построенном язычниками тысячи лет назад, горестная тишина оказалась нарушена. Из темноты за моей спиной раздалось долгое низкое рычание. Я развернулся, и фонарь высветил горящие глаза и дикий оскал зубов. Здесь никого нет, это просто игры моего воображения! Я никак не мог позволить себе отвлекаться. Время утекало, и вместе с ним утекала жизнь ребенка. Все еще существовал крошечный шанс на спасение, если мне удастся остановить кровотечение и обработать рану.

Я стянул с себя рубашку, зубами располосовал ее на части. Теперь у меня был лен для перевязки. Я забинтовал маленькую голову туго, как только смог.

Внезапно я ощутил, что в пещере, кроме меня, есть кто-то еще. Как будто рядом со мной парит душа моей оплакиваемой дочери. Даже сейчас я не в силах объяснить, откуда знал это; не в силах объяснить произошедшее. До того вечера, все десять лет с ее кончины, я ни разу не ощущал ее присутствие… так близко. Так… реально. Да, я помнил о ней ежесекундно. Да, иногда она отвечала мне во время сеансов. Но здесь и сейчас было иначе. Не слабый эфирный дух, но вся суть Дидин, сама ее душа – рядом со мной, трепещущая, надеющаяся, ожидающая.

О чем я подумал тогда? Что пещерные испарения подействовали на меня как наркотик. Я слышал о таком прежде. Может быть, застоявшийся воздух стал ядом и теперь отравил мой мозг видениями? Я лихорадочно искал объяснения, пока руки продолжали бинтовать ребенка, – но так ни к чему и не пришел.

Но Дидин была здесь, это я знал точно. В звоне капели, в шелесте гуляющего по залу ветра, в неглубоком дыхании ребенка, жизнь которого я пытался спасти.

Вот он, момент, Гюго.

Этот голос я уже слышал. Он раздавался в моем мозгу во время некоторых сеансов. Это был бесплотный голос молодого красавца, с которым мне довелось спорить на берегу моря.

Я не обернулся, не было нужды. Я знал, кто ко мне обращается. Мне явился Призрак Гробницы.

– Момент? Какой момент? Что тебе нужно?

Выкрикивая вопросы в темноту, я чувствовал себя до невозможности глупо.

Прекрати возиться с ней, отпусти, позволь умереть – и в ней воплотится душа твоей дочери.

– Это абсурд. Невозможно. А даже если и возможно, я ни за что не поступлю таким образом!

Ужасаясь, я винил себя, что вел разговоры с Призраком. Не следовало и начинать. Испытывал ли я соблазн принять его дар? Проклятье!!!

Ты ведь веришь в бессмертие души?

– Да! Да, верю, но…

И в переселение душ?

Собирался ли он вовлечь меня в философский диспут? Сосредоточив внимание на том, что было сейчас важнее всего, я прижимал рану на голове девочки. Кровотечение как будто остановилось. А если так, я смогу взять ее на руки, вынести отсюда на свежий воздух. Туда, где ждет помощь.

Ты же веришь в переселение душ?

– Да, при перерождении. Но здесь сейчас не рождается новая жизнь. Оставь меня в покое!

Это просто иная форма переселения. Со смертью душа отлетает, покидает опустевшее тело. В этот самый момент в него может вселиться чужая душа. Заблудившаяся. Потерянная. Жаждущая вернуться. И в этом случае тело снова оживает, но уже с новой душой внутри. Доводилось ли тебе слышать о людях, перенесших тяжелую болезнь или травму? Они приходили в себя, и знавшие их раньше говорили, что из мира мертвых вернулся как будто бы другой человек. Доводилось?

– Зачем ты рассказываешь мне все это?

Не успел я договорить, как уже знал ответ.

Я пытался совершить этот обмен в замке, но не успел. Ты спас ребенка прежде, чем я смог тебе объяснить. Не совершай сегодня ту же ошибку. Я вывел тебя на умирающую девочку. И предлагаю то, чего ты желаешь более всего в жизни. Все, что требуется, – отнять от раны ладони. Дай крови вытечь. Дай ребенку умереть.

– Нет! – вскричал я и прижал рану еще плотнее.

Посмотрел на ее лицо, заметив на щеках первые признаки румянца. Пульс на шее теперь бился ровно.

– Живи!!! Живи!!!

Ты совершаешь ошибку.

Внезапно он предстал предо мною, тот же юноша с шелковистыми черными локонами и пронизывающими глазами цвета жидкого топаза. В этом подземном святилище мне явился Люцифер, явился в тот самый момент, когда душа девочки трепетала под моими руками, не зная, улететь или остаться в теле. Его образ ярко вспыхнул – и погас.

– Держись!!! – закричал я девочке еще отчаяннее. – Ты сможешь! Держись!

Теперь она снова боролась. И побеждала. И возвращалась к жизни.

Ты можешь вернуть свое собственное дитя! Почему ты отвергаешь этот шанс?

Я не ответил. Он предлагал кощунство, смертный грех. Немыслимое. Или возможное? Обрести счастье – но взамен?.. Цена непомерна. Пусть другой отец оплакивает свою дочь, чтобы вернулась моя?!

Со стыдом признаюсь: когда эта мысль оформилась в моем мозгу, я позволил себе дать волю воображению.

Вот она открывает глаза, зовет: «Папа!» – и обвивает ручки вокруг моей шеи. Моя доченька, моя дорогая Дидин… Меня пронзило наслаждение и боль одновременно.

Ты трус. Я предлагаю тебе средство от всех мучений.

– Но я не могу… Я не приму его.

Стоя над ребенком и прижимая рану, я внезапно осознал: есть нечто, что я хотел бы прояснить уже с давних пор.

– Почему ты предлагаешь это?

Меня считают воплощенным злом – в твоих силах это изменить. Твои книги могли бы разъяснить людям их неправоту и восстановить мое доброе имя. Описать, что я – свет во мраке тьмы; раскрыть величайшие тайны. Что отличаться – не значит нести зло; что изменение не есть яд. Ты мог бы снять с меня венец злодея. Я – Люцифер, Светозарный. Мое единственное желание – даровать людям то же знание, каким владеет Господь. И в обмен на твой искупительный, очистительный глагол – душа твоей дочери возродилась бы.

Я посмотрел на повязку. Кровь больше не проступала. Я перестал прижимать рану и осторожно поднял девочку на руки.

Она была совсем маленькой, невесомой. Ее косточки были такими же хрупкими, как те, что хрустели у меня под ногами, когда я нес девочку по проходу.

Я всего лишь хочу исполнить твое сокровенное желание!