– Любой, по-моему.

– Ты знаешь, что полицейские задержали нацистку?

– Когда?

– Сегодня утром, но она ни при чем.

– Я тоже так думаю, – согласилась Анна.

Какое-то время они сидели молча, Анника чувствовала, как кофеин, распространяясь по телу, подавляет душевную боль.

– Ты будешь на встрече, посвященной памяти Мишель? – спросила она, положила ноги на придиванный столик и удобнее устроилась среди подушек дивана.

Анна Снапхане покачала головой, медленно отпила кофе, опустила чашку на ладонь.

– Сегодня вечером мы получим доступ ко всем изъятым материалам, мне надо будет просмотреть записи и переписать временные коды. Тупая работа, она займет несколько дней.

Анника закрыла глаза, потерла лоб:

– Томас с пятницы так ни разу не позвонил.

Анна взяла бисквит, впилась зубами в орехи и шоколад начинки.

– А тебе хотелось этого?

– Само собой.

– Но ты же работала сутки напролет. Неужели у тебя нашлось бы время на пустые разговоры?

– Конечно. Я даже не знаю, когда он вернется домой.

– Да, – сказала Анна Снапхане, – это выглядит далеко не лучшем образом. Решил помучить тебя неизвестностью?

Анника вздохнула, поставила чашку на пол.

– Ах, я сама виновата. Никогда не видела его таким сердитым, как в пятницу.

Анна перестала жевать, смерила ее скептическим взглядом:

– Скажи, что шутишь.

– Ты о чем?

Анника попыталась приподняться среди диванных подушек.

– Неужели ты действительно считаешь себя виноватой в том, что Томас сердится? С какой стати? Он имеет право сердиться, но ты-то при чем?

– А кто же еще, я же вывела его из себя.

– Анника, завязывай с такими вещами, – строго сказала Анна Снапхане и наклонилась вперед. – С ума от тебя сойду. Как ты можешь отвечать за его эмоции, что за ерунда, садомазохизм какой-то.

Казалось, кислород закончился в комнате, Анника жадно хватала воздух ртом, но не могла насытить легкие.

– Но мы же отвечаем друг за друга, – промямлила она.

– Я не понимаю, почему тебе всегда надо уступать, когда дело касается Томаса. Ты же способна во всех других ситуациях постоять за себя. Ты всегда была такой, когда дело касалось мужчин?

Анника подтянула колени к подбородку, крепко обхватила их руками.

– Вот и сейчас села в позу эмбриона, – заметила Анна Снапхане. – Возьми бисквит, а то совсем исхудаешь.

Она протянула Аннике пирожное, та машинально взяла его, сунула в рот, жевала, не чувствуя вкуса.

– Что ты имеешь в виду, говоря о моей уступчивости? – спросила она, крошки орехов выпали изо рта.

– Поскольку Томас справляется с трудностями, живя с тобой, тебе обязательно надо платить за это своей жизнью. Ты превращаешь себя в бледную тень, суетишься, хватаешься за все, стараешься предвосхитить любое его желание. Допустим, несколько лет ты была в послеродовом отпуске, но сейчас, когда вышла на работу, вести себя так больше не годится.

– Надо же, – сказала Анника, у которой не осталось сил протестовать. – Неужели все так плохо?

Анна развела руками:

– Ты же просто подарок судьбы, неужели сама не понимаешь этого? Он вообще должен быть на седьмом небе от счастья, поскольку заполучил тебя. Заваливать тебя цветами, осыпать поцелуями, восхищаться тобой без умолку, а на десерт без устали ублажать тебя в постели…

Анника еле удержалась от смеха, у нее потеплело на душе, тело расслабилось.

– Тебя послушать, так…

– Ты не знаешь, кстати, что там затевает Шюман?

Анна Снапхане наклонилась за вторым бисквитом, Анника почувствовала, как ее мышцы снова напряглись.

– А что? – спросила она. – В чем дело?

– Он звонил Мехмеду и спрашивал, как долго их программа будет идти летом.

Все символы встали на свои места, как при джекпоте на одноруком бандите, Анника даже мысленно услышала звон монет. Улыбнулась: вот дьявол!

Вот, значит, что он задумал!

Андерсу Шюману показалось, что обстановка в редакции накалена до предела. Тишина, царившая там, и чересчур много людей, собравшихся вокруг Спикена, усилили это ощущение. Бросив на них взгляд по пути к своему стеклянному закутку, он заметил, что Карл Веннергрен проигнорировал его просьбу раньше уйти в отпуск, но решил пока не заострять на нем внимание. У себя он снял куртку, встряхнул ее и только потом повесил. Дождь зарядил снова. Шюман совершил долгую пешую прогулку вдоль озера Меларен с его пресной водой. Конечно, лучше бы прокатиться домой, где в двух шагах плескалось соленое море, но делать это сейчас у него и мысли не возникло. В летние выходные очереди из машин на автострадах, ведущих в ту сторону, растягивались на многие километры в обоих направлениях, в них он мог простоять целую вечность.

Шюман снял промокшую насквозь обувь и констатировал, что другой у него в офисе нет. Хорошо еще, в шкафу с архивом нашлись сухие носки, это хоть как-то помогло.

Потом он внимательнее изучил компанию у стола шефа новостей, заметил восторженные мины на лицах мужчин. Только сидевший на месте шефа международной редакции Торстенссон, с усталым видом листающий иностранный журнал, выпадал из общей картины.

Шюман вздохнул, открыл дверь и направился туда. Все обратили на него взоры, явно смущенные, словно их застали за непристойным занятием.

– Веннергрен поменял поле деятельности, – с ухмылкой сообщил ему Спикен. – Стал порнофотографом. Ему осталось только научиться устанавливать резкость.

Остальные отреагировали на его реплику улыбками и сдавленными смешками.

– Поверните сюда экран, – распорядился Шюман.

Качество картинки никуда не годилось, однако запечатленный на ней сюжет не вызывал сомнения: мужчина и женщина занимались сексом на обеденном столе.

– Мишель Карлссон и Джон Эссекс, – объяснил Спикен. – Веннергрен сфотографировал их вечером перед тем, как ее убили.

Нотки возбуждения в его голосе нетрудно было понять: как журналист, он прекрасно сознавал ценность оказавшегося у них материла, но и эротическая составляющая, пожалуй, тоже сыграла свою роль.

Когда он замолчал, все взоры обратились на Андерса Шюмана. И даже Торстенссон перестал листать свой журнал, хотя и не поднял от него глаз. А шеф редакции попытался разобраться с охватившими его эмоциями и быстро понял, что злость явно стала главной из них.

– Какого черта этот снимок делает в редакционном компьютере? – спросил он, стараясь держать себя в руках.

– Он не там, – ответил Спикен. – Веннергрен переписал все на компакт-диск.