Пришедшая медсестра укутала Лароуз простынями, накрыла тяжелыми согретыми кирпичами одеялами, и та благополучно уснула. Слабая, как вода, сильная, как грязь. Она умирала так долго, что требуемые для этого усилия укрепили ее. Она была готова. Голова, хрюкая, взбиралась на каменистый берег. Лароуз не могла подняться с кровати, а потому воспользовалась уроками матери. Она вырвалась из своего тела, выпустив дух на свободу. Голова Маккиннона вгрызалась зубами в камни, так и эдак набрасываясь на скалу. Булькая от натуги и скрежеща зубами от злости, она перевалилась через край уступа и набросилась на женщину. Слишком поздно. Лароуз взмыла в воздух в тот самый момент, когда Маккиннон вонзил свои свинячьи клыки в ее сердце.

Вольфред прибыл поздней в тот же день. Всю дорогу он чувствовал на себе ее руки и ощущал позади себя ее вес. Он говорил с ней, убеждал оставаться в своем теле. Но запах бергамота и ее теплое дыхание, которое он ощущал затылком, не исчезали, и это наполняло его отчаянием. Наконец он вошел в крошечную приемную. Его провели туда, обещая сообщить новости. К нему вышла пухлая румяная медсестра. Увы, его жена безвременно скончалась. У медсестры не нашлось времени, чтобы изложить подробности. Она похлопала его по руке и оставила переживать эту весть наедине с самим собой.

Вольфред уже подготовил свой разум к смерти любимой, воображая действия, которые предпримет. Он плотно обернет ее тело тканью, отнесет к лошади. Потом поедет домой, держа поводья в одной руке и усадив жену в седло перед собой. Ее голова упрется в его грудь, а волосы впитают его слезы. Он никак не мог перестать думать о голове Маккиннона. Теперь наконец-то Лароуз была в безопасности. Их враг не мог до нее добраться. Ее детям никогда не придется испытать то, что пережила она. Он посвятит свою жизнь заботе о них. В своих мыслях он говорил любимой все это, и его теплые слова таяли в воздухе, в котором где-то витала ее душа.

Вольфред представил себе, как свернет на дорогу, ведущую к дому. В отчаянии замедлит шаг лошади. Он побоится рассказать детям о смерти матери, хотя они могли знать о ней. Лароуз, скорее всего, уже приходила к ним во снах. Он слезет с лошади, решил Вольфред, снимет жену с седла и положит отдохнуть на землю.

Затем он приведет детей с нею проститься. Накануне его отъезда ночью шел дождь, и земля местами еще была мокрой. Он закрыл глаза и увидел, как берет в руку немного грязи и месит ее пальцами. Потом прикасается к любимому лицу, проводит грязью по щекам, по носу, по лбу, по кончику подбородка. Если бы у него был бронзовый щит, он бы врыл его в землю у изголовья могилы. Похоронив ее, он бродил бы по лесу, выпивая из ульев диких пчел горький мед, который сводил с ума солдат Ксенофонта.

— Лароуз, — произнес он вслух в душной приемной.

Куда подевалась медсестра?

Он не хотел, чтобы его любимая страдала в последующей жизни от мужской похоти, как это случилось в ее земной жизни. Позже он сожжет все ее вещи, чтобы отправить их к ней.

— Подойди к краю и жди меня, — сказал он в воздух. — Надень свою шляпку с пером.

Куда подевалась медсестра?

Вольфред, тяжело ступая, безмолвно шел по дороге. Дети выбежали ему навстречу. Они давно высматривали его. То, что мысли у всегда рассудительного отца, похоже, путались, смутило их. Они немедленно принялись его тормошить — громко, настойчиво. Вольфред скатился с лошади и закрыл рукой лицо. Они не спрашивали, жива ли их мать, они спрашивали, где она. Он не заговорил до тех пор, пока не оказался дома, не уселся в кресло, стоящее у печи, пока в ней не загорелся огонь. Ему потребовалось много времени, чтобы произнести хоть слово. Молчание отца подпитывало тревогу детей до такой степени, что наступила тишина. Ее нарушили его слова, упавшие в нее, точно камни.

— Ваша мать умерла. Она похоронена. Похоронена далеко.

Он держал их на руках, ласкал, разрешил им плакать у себя на груди и намочить слезами его рукава и жилет. Наконец они обессилели и, несчастные, забрались в постель. Только младшая дочь, Лароуз, названная в честь матери, осталась рядом с ним, свернувшись клубком. В какой-то момент, глядя на угли, ее отец покачал головой, и Лароуз услышала его шепот, похожий на скрежет:

— Украли. Вашу мать украли.

* * *

Пока вторая Лароуз не подросла, она иногда представляла себе, что ее мать, хотя и украденная, возможно, Богом, на самом деле живет где-то. Девочка, конечно, знала, что это неправда, но эта мысль не давала ей покоя. Когда, наконец, она спросила об этом отца, тот расстроился и достал бутылку виски с верхней полки. Вольфред время от времени позволял себе маленькую рюмку. Он никогда не напивался, поэтому виски означало лишь то, что он готовится к непростому разговору.

— Ты единственная, кто задал мне такой вопрос, — проговорил он.

— Ты сказал мне, что ее украли, — отозвалась Лароуз.

— Разве?

Вольфред больше никогда не женился, хотя женщины так и вешались ему на шею. В течение многих лет он постоянно говорил детям о матери, и та оставалась для них живой. Но теперь он молчал о ней уже около года. Его младшая дочь, вторая в роду, носящая имя Лароуз, согласилась уехать вместе с неким Ричардом Г. Праттом[165], проезжавшим через резервацию племен мандан, хидатса и арикара[166], путешествуя по Северной Дакоте. Он открыл школу-интернат в Карлайле, в штате Пенсильвания. Лароуз захотела туда поехать, потому что ее мать тоже училась в школе-интернате. Это была возможность стать такой, как мать, которая с отчаянной настойчивостью учила своих детей всему, что знала сама.

Чему она научилась

Прежде чем Лароуз-старшая умерла, она научила дочь, как отыскивать духов-хранителей в любом месте, как исцелять людей песнями и растениями, объяснила, какими лишайниками питаться в случае крайней нужды, как ставить силки, вязать сети, а потом ловить ими рыбу, показала, как ловить ее на крючок, как разжигать костер из палочек и бересты. Как шить, как варить еду с помощью горячих камней, как плести тростниковые коврики и делать туеса из березовой коры. Она научила ее, как можно отравить рыбу ядом растений, как сделать стрелы и лук, как стрелять из ружья, как использовать ветер во время охоты, как сделать палку-копалку и добывать с ее помощью полезные корни, как смастерить флейту и играть на ней, как вышить бисером индейскую сумку-бандольер. Она научила ее, как отличать птиц по крику, какой зверь вошел в лес, как узнавать по крику птиц о перемене погоды, скоро ли придет смерть и преследует ли тебя враг. Младшая Лароуз узнала, как сделать так, чтобы младенец не плакал, как забавлять ребенка постарше, чем кормить детей разного возраста, как поймать орла, чтобы взять у него перо, как согнать куропатку с дерева. Как вырезать чашу трубки, как выжечь сердцевину ветки сумаха и сделать из нее мундштук, как приготовить пеммикан[167], как снять урожай дикого риса, как обмолачивать, веять, подсушивать и хранить его, как смешать табак для трубки. Как надрезать клен, чтобы собрать его сок, как сварить из него сироп и получить сахар, как замочить шкуру и очистить, а потом смазать мозгами животного, как сделать ее мягкой и шелковистой, как закоптить, для чего использовать. Мать научила дочь, как шить варежки, лосины, мокасины, платья, барабаны и куртки. Как делать мешки из желудков лосей, карибу и лесных бизонов. Она научила ее, как покидать свое тело, находясь в полудреме или во сне, и летать вокруг, выясняя, что происходит на земле. Она научила ее, как засыпать, как просыпаться, как влиять на сон или оставаться во сне, чтобы спасти свою жизнь.