— Видишь, южак задул, — важно сказал незнакомец. — Как в песне: «южный ветер приносит рыбу, ветер в сердце приносит силу». Теперь закрутит на три дня. Если не на три, то на семь.

— А если не на семь, то на одиннадцать? — спросил Арсений, всматриваясь в размытые очертания Ахиллесовой губы, темной полоской вытянувшейся над горизонтом.

— Та ты не дрейфь, — старик выудил крупную плоскую рыбу. — Вечером пойду сетки на губе выбирать. Погуляй пока, посмотри город, а зайдет солнце — я к причалу на катере подойду. Бутылку не забудь.

Главной достопримечательностью Гаврика оказался памятник Иерониму фон Мюнхгаузену, воздвигнутый его нижнесаксонскими потомками именно там, где в соответствии с записками самого барона он совершил при осаде турецкой крепости свой знаменитый полет верхом на ядре. Памятник выглядел как огромный стеклянный шар, внутри которого, как комар в янтаре, летел раскинувший руки барон в треуголке. Выкурив у чугунного подножия пачку сигарет и слегка ошалев от концерта миллиона сверчков, Арсений вернулся на причал с наступлением темноты.

Катер оказался облупившейся от времени моторной лодкой, половину которой занимал деревянный ящик, остро пахнущий свежей рыбой. Старик сел за руль, указал Романову свободное место на носу, и лодка стала медленно, но верно удаляться от берега. Через десять минут Арсений замерз под порывами встречного ветра с брызгами, но старался не крючиться от холода, подражая прямой и гордой посадке рулевого.

— Бутылку взял? — спросил старик где-то на середине пути, перекрикивая шум захлебывающегося движка. Арсений отрицательно замотал головой и пробормотал, что заплатит.

— Вот, бляха, ничего доверить нельзя! На, грейся.

Романов дотянулся до предложенной пластиковой бутылки, сделал несколько обжигающих глотков и надолго задышал раскрытым ртом, словно засыпающая на берегу рыба. Дальнейшие события воспринимались как десятый сон. Сквозь выступившие слезы Арсений видел, как в два подхода старик допил бутылку и выкурил сигарету без фильтра. Без единой мысли Романов помогал осторожно выбирать из воды сети с колючими осетрами, и даже когда нос лодки тихо ткнулся в песок Ахиллесовой губы, он не пошевелился и продолжал смотреть на ящик, доверху заполненный мокрыми сетками.

— Приехали, командир, — весело сказал старик. — Давай прыгай скорее на берег, мне надо вернуться до рассвета, пока рыбинспекция не проснулась.

Скользкими от рыбы пальцами Арсений выковырял из пачки первую попавшуюся купюру.

— Ты что, совсем угандонился от спиртаги? — спросил старик, рассматривая банкноту в свете фонарика. — У меня с таких денег сдачи не будет. На, забери от греха подальше. Мы за бутылку договаривались, так занесешь на обратном пути. Будь здоров.

— Куда идти? — спросил Романов, обозревая беспросветный берег. Ответа не последовало: старик уже отвернулся к мотору и наматывал на пусковой механизм обрезок веревки, что-то почти беззвучно урча себе под нос.

Арсений долго не сходил с места, вслушиваясь в стрекотание удаляющегося катера, однако появление комаров заставило двигаться дальше. В нескольких шагах от воды стояла бесконечная стена непролазных кустарников, и он счел благоразумным направиться вдоль береговой линии — без фонарика в этих зарослях делать было нечего. В последний раз пискнул угасший мобильный, но сейчас это не имело значения — было бы неправильно так поздно звонить председателю Совета директоров «Невесомость Инвестмент», да и чуть страшновато из-за странных намеков Мандарина-Кондратьева.

Приметив дальний огонек, Романов определился с направлением и зашагал. Подробный план местности остался в ноутбуке, как и единственный файл текста повести. Ухмыльнувшись последнему обстоятельству, Арсений стал вспоминать сведения из туристического справочника: Ахиллесова губа — выдающийся в море песчаный мыс, покрытый лесами и озерами; длина 40 километров, ширина сужается от 10 километров в основании до нескольких метров в конце; во время раскопок найдены следы античных поселений; район объявлен заповедником, охота и рыбалка запрещены.

Из щели в темном небе выкатилась луна, продемонстрировав правдивость информации: линия берега описывала дугу и потом вполне обозримо сходила на нет. Также выяснилось, что Романов находится примерно посередине губы. Двадцать километров — расстояние от Варсонофьевского до Ботанического сада — не больше часа езды на велосипеде ночью, когда свободными становятся хотя бы тротуары.

Через час рубашка была мокрой от пота, а источник света, казалось, не стал ближе ни на метр. Залитая лунным сиянием картина переменилась: песчаная дорожка вильнула от берега и петляла среди поросших камышами соленых озер. Еще через некоторое время Арсений отметил блеск моря по обе стороны. Миновав массивный остов ржавеющей баржи, боком привалившейся к берегу, дорога растворилась в песках без признаков растительности. Пот заливал глаза, пиджак от Lucavogo был давно снят и превратился в бесполезную тяжесть.

Наконец, Романов признался себе, что после высадки на берег пошел не в ту сторону — привлекший его внимание источник света оказался каменным маяком. Возраст этой башни составлял не меньше сотни лет, если судить по виду выщербленных глыб в основании.

Приспособив дизайнерский шедевр от Lucavogo в качестве подстилки, Арсений стал готовиться к ночлегу. К счастью, в сумке лежала прихваченная в отеле большая бутылка воды, и это оказалось единственной полезной находкой. Все остальное вызывало невольный хохот, особенно костяные тапочки, антикварный кожаный футляр без ключа и «фигура» для Капитона. Недоставало всего лишь еды и сигарет, так что Романов решил, что устроился вполне неплохо, и провалился в сон.

— Я не успела дочитать и взяла ноутбук с собой, — извинилась Надя, сидящая у костра на краю бетонной баржи. — А деньги не взяла, потому что не знаю что с ними делать. Разве что костер разжечь.

— Что еще скажешь? — спросил Арсений.

— Знаешь, не хочу тебя обидеть, но книга — полный отстой. У меня складывается такое впечатление, что автор никогда не был ни в Индии, ни в Тибете, ни даже в Санкт-Петербурге.

— Так и есть, — сказал Романов. — Но какое это имеет значение?

— Еще какое имеет! Для повествования главное — точность и красота. Между прочим, в Индии по сто раз на дню слово «спасибо» только глухой не слышит. Все вокруг только и чирикают — «тэньк ю, тэньк ю». Вот так. Я еще координаты «Гаммаруса» проверю. Но это не главное.

— А что главное?

— То, что тебя здесь не будут искать. Завтра появится Капитон, и тебя не станет.

— Почему? — ситуация начинала раздражать.

— Потому что ты кинул его, а он этого не прощает.

— Не кинул. Деньги в сумке, — Романов на всякий случай показал Наде «фигуру». Смотри сколько.

— Сам смотри, это твой сон. Капитону нужна газета, а не то, что в нее завернули, бумага для растопки здесь на вес золота, понял? Деньги горят быстрее, хотя и красивее. Клади их в огонь.