Умные французские геи выкупили все ваши архетипы, господа боши, и немного картаво напели вам «Гибель богов» за два года до финального свистка. Какая там оккупационная цензура, если бы у Геббельса был свой «Оскар», тут их набралось бы штук пять. По всем номинациям.

Кстати, вот что вспоминает сам Маре насчет своего белокурого перманента:

«В перерывах между съемками я ходил на пляж Ниццы. Однажды, когда я загорал, растянувшись на песке, какая-то девушка легла рядом со мной. Она решила, что я немец, конечно, из-за моих белокурых волос (по-видимому, в тот день они не были лиловыми). Наверно, она хотела завязать знакомство с оккупантом, потому что заговорила сразу и не умолкала, несмотря на мое упорное молчание. Она наговорила кучу гадостей о Франции и французах. Я по-прежнему не раскрывал рта.

– Вы не понимаете по-французски, – сказала она.

– Шлюха, – ответил я ей и ушел».

Ой.

Но не будем иронизировать – кто мы такие, в конце концов, чтобы судить то далекое и сложное время. Не все так однозначно. Тем более Маре вспоминает, что как-то раз совсем уже решил убить Гитлера (скульптор Арно Брекер, друг фюрера, после «Вечного возвращения» пригласил позировать в Берлин) – но не пустили парижские контракты. Да и Жан Кокто (о нем ниже) отсоветовал.

Примерно так выглядит историческая канва, которую Кончаловски берет за основу.

«Résistance» мог бы стать историей любви, не менее поэтичной, чем страсть Тристана и Изольды. Любовь Маре и сценариста «Вечного возвращения» Жана Кокто была по-настоящему трогательной и красивой (говорим без всякой иронии) и длилась всю жизнь – она еще ждет своего художника. Но айфильм Кончаловски совсем не об этом.

В двух словах перескажем сюжет.

Жан Кокто, французский поэт, писатель, режиссер – и по совместительству Великий Магистр Приората Сиона Иоанн XXIII (мы не шутим), приезжает в Ниццу, чтобы обнять своего временно белокурого друга. Он ищет его на съемочной площадке, потом в гостинице – но выясняется, что Маре переехал в шато под городом.

Разумеется, айфильм есть айфильм, и меню предлагает зрителю несколько веселых интрижек уже на ранней стадии нашей истории – одна из них, с немецким шофером, вышедшим покурить в гудящий шмелями двор киностудии, совершенно прустовская по тембру.

Мы не будем специально отвлекаться на все боковые любовные линии – их здесь огромное количество и в гей-, и в стрейт-, и в зооверсии. Отметим только, что фильм изначально рассчитан на гей-аудиторию, но настройки в опциях можно поменять таким образом, что он подойдет и для цисгендерного гетеросексуала.

Но при этом, увы, пропадет вся высокая сила этого шедевра. Гетеро-версия – просто неплохая костюмированная сексодрама, где партнерами зрителя становятся служанки, соседки, костюмерши и так далее. Но если вы хотите ощутить дуновение высокого искусства, смотреть «Résistance» надо именно в гей-версии (что, помимо всего прочего, оценит diversity manager вашего айфака – и оставит вас в покое примерно на месяц).

Итак, шофер киностудии везет Жана Кокто в шато, куда отбыл Маре. По дороге выясняется, что Маре уехал не сам – его увезли эсэсовцы. На душе у Кокто становится тревожно – и эту тревогу, смешанную с половым возбуждением от соседства с красавцем-шофером, великолепно передает транскарниальный стимулятор (мы даже рекомендуем зрителю старше тридцати лет смотреть айфильм на уменьшенном эмо).

Оказалось, что Маре увезли на штаб-квартиру к гауптштурмфюреру СС фон Брикену, поклоннику артиста. Тот прочитал сценарий «Вечного возвращения», пришел в восторг – и пригласил Маре погостить у него на время съемок. Отказаться от такого приглашения трудно.

Кокто, известный и влиятельный человек, пробует убедить фон Брикена отпустить артиста назад в гостиницу – он говорит, что им с Маре нужно вместе поработать над образом, развивая сценарий… Однако уговоры приводят к неожиданному результату. Кокто получает приглашение остаться в гостях тоже. Места в шато, где живет высокопоставленный эсесовец, достаточно.

Фон Брикен, аристократ и наци, желает лично проследить за идеологической чистотой фильма и надеется, что беседы с ним (он свободно владеет французским) помогут Маре и Кокто создать подлинный шедевр арийского искусства.

Менаж а труа в шато под Ниццей становится реальностью. Да-да, Кокто сразу понимает, что фон Брикен увлечен его Жаном. Но он видит и другое – перед ним настоящий стопроцентный нацист, и для него подобное влечение является позором и стигмой. Эсесовец внутренне разрывается на части.

В сущности, фон Брикен представляет собой пародию на героя Маре в «Вечном возвращении».

На французской стороне корта все просто: гомосексуалист Маре талантливо изображает арийского героя. По другую сторону сетки ситуация куда запутанней – то ли эсесовец фон Брикен осознает свою гомосексуальность (и это, как выразились бы сегодня, #микрогибельбогов), то ли гей в стильном черном прикиде вдруг вспоминает, что уже долгое время притворяется арийским воином фон Брикеном (#здесьвсесвои).

Мучения эсесовца, осциллирующего между этими двумя модусами, переданы не столько внешней канвой происходящих с ним событий, сколько транскарниальной стимуляцией – если вы смотрите фильм от лица фон Брикена, вас ждет грубый и довольно болезненный эмо-трек. Но это единственный способ понять авторский замысел до конца – повторим лишь совет насчет уменьшенного эмо (сорока процентов для первого просмотра будет вполне достаточно).

Проницательный Кокто, конечно, сразу понимает, что творится с немцем – на подобные офицерские страдания он насмотрелся еще во время Первой мировой. Естественно, ему не нравится происходящее. Понятно, он ревнует. И, разумеется, он напуган – но только самую малость.

Острый галльский смысл, позволивший ему так блестяще начистить сапоги новой эпохе, находит себе новую цель – сумрачного германского гения. И здесь зрителю становится наконец ясен смысл эпиграфа из Блока.

Кокто понимает главное – фон Брикен хочет не просто овладеть Жаном Маре. Нет, он хочет овладеть Патрисом, его героем. Он мечтает подняться до того грозного эстетического идеала, который создает своей поразительной игрой Маре – и встретить на этом олимпийском плато свою любовь… Мы говорим «олимпийском», потому что для фон Брикена, завороженного нацистским мифом, это как бы попытка слиться в арийском экстазе с одной из оживших статуй рифеншталевской «Олимпии». Парадокс в том, что ему хочется достичь «абсолютного нацизма» запретным для наци способом.

И Кокто начинает игру.

Он ставит перед собой утонченно-замысловатую задачу: сломить нациста нравственно, вернее, заманить его в пропасть. Для этого он рисует в воспаленном воображении эсэсовца как бы взбегающую к вершине Олимпа тропинку, по которой гауптштурмфюреру придется пройти, чтобы встретить на вершине Патриса. Понятно, что на этом пути фон Брикена ждут буреломы, чащи, бездны – все то, чего так жаждет сумрачный германский дух.