В тот вечер они не сели ужинать всей семьей, и Лейла облегченно вздохнула. Амар отнес еду в спальню, где готовился к завтрашнему экзамену по химии. Лейла подождала, пока он уснет, прежде чем поговорить с Рафиком в янтарном свете их комнаты. Он провел рукой по одной стороне лица, взъерошив, а потом пригладив бровь, как делал всегда, сталкиваясь с серьезной проблемой и пытаясь придумать решение.

– Как далеко они зашли? – спросил он наконец.

– Неясно. У них есть снимки друг друга, сделанные в одних и тех же местах. Но ни одного, где они вместе. В его ящике полно писем от нее, она обещает стать его женой, но кроме описаний всего, что она чувствовала во время их встреч, нет прямых намеков, что они наделали.

– Она любит его?

– Они дети.

Только тогда он взглянул на нее.

– Но в этом и заключается разница, – медленно произнес он.

– Какая разница? Что знают дети о любви, когда еще не принесли ради нее никаких жертв?

Он наклонился. Поставил локоть на колено, прижал ладонь к щеке так, что половина лица была от нее скрыта.

– Я думала, ты сильнее рассердишься, – заметила она.

Он покачал головой.

– Ты удивляешь меня, – добавила Лейла.

– Есть многое, за что следует сердиться на Амара. Но когда ты сказала, что обнаружила кое‐что, я ожидал куда более тревожных новостей.

– Это и есть тревожные новости.

– Да.

– Это вызовет скандал.

Он кивнул.

– Девушка будет унижена, а вскоре после этого и мы… Семья Али никогда не примет Амара.

– И что их не устраивает в нашем сыне? – повысил голос Рафик. Отнял руку от лица и взглянул на нее так, словно забыл, что именно он всегда был резок с Амаром.

– Спроси себя. Ответь честно, ты смог бы отдать свою дочь кому‐то вроде Амара?

Рафик потерял дар речи. И несколько секунд сурово смотрел ей в глаза, прежде чем глянуть на свои руки.

– Так что… мы никогда не пошлем предложение от его имени? – спросил он таким голосом, что ей захотелось обнять его.

– Разумеется, пошлем. Он повзрослеет. Станет другим человеком.

– Он никогда не послушает нас, Лейла. Если мы прикажем ему прекратить это неприличие, поверь, он и слушать не станет.

– Мы не скажем ему.

– И позволим им продолжать? Зная, что они зашли настолько далеко, чтобы часто встречаться? И эта бедная девочка… мы просто позволим ему продолжать вести ее к греху? Мы не можем. Она не знает, как поступить правильно. Не знает, что делает и к чему это может привести.

– К греху? Но это она искушает его, – выпалила Лейла.

И снова получила суровый взгляд в свою сторону:

– Амар не нуждается ни в каком искушении, Лейла. Не забудь все, что уже узнала.

– Мы могли бы поговорить с Сиимой, – предложила она.

Он покачал головой.

– Подумай об этом, – настаивала Лейла. – Сиима первая не захочет поднимать шум. Как ни крути, это ее дочь будет считаться обесчещенной.

Рафик снова стал тереть бровь. Она коснулась его руки, безмолвно напоминая: мы на одной стороне.

– Это может быть хорошо для Амара, – сказал он наконец; в голосе явственно звучали нотки надежды.

– Что ты говоришь такое?

– Может. Она хорошая девушка. Всегда мне нравилась. Если все это можно сделать по правилам, халяль, то она могла бы повлиять на него, направить на верный путь.

– Ты все еще считаешь ее хорошей?

– Наш сын не святой, Лейла.

– Они никогда не станут обдумывать его предложение, – вздохнула она и добавила: – Сейчас это благо для Амара. Он счастлив. Улыбается и спешит скрыться, когда звонит его телефон. Встает сонным, после того как всю ночь проговорил с ней бог знает о чем. Но что будет через неделю? Через месяц? Когда узнает кто‐то из общины? Через год, когда девушка начнет получать предложения от кого‐то, до кого Амару далеко?

Рафик вздохнул. В этот момент он показался Лейле очень старым.

– Пока это продолжается, ситуация становится хуже с каждым днем. Он все сильнее надеется, и от этого падать будет еще больнее.

* * *

Лейла встряхивает белую простыню и кладет ее на густую траву. Амар опускается на колени, придавив угол простыни, и тянет за ее концы, чтобы расправить. Лейла улыбается: его инициатива, его забота. Они оставляют обувь на траве и садятся посредине простыни. Амар слегка опирается о ее ногу.

Они наблюдают, как Рафик приближается к ним. Нижняя половина его лица закрыта корзинкой с едой. Худа бежит за ним вприпрыжку, стараясь не отстать. Туго завязанный на голове хвост покачивается. Хадия еле поспевает за ними. Губы плотно сжаты. Она с трудом тащит пластиковый, набитый бумажными чашками, тарелками и одноразовыми приборами пакет, ручки которого крепко обмотаны вокруг запястья. В другой руке – большая бутылка с лимонадом. Лейла сама сделала его сегодня с утра и набила уже подтаявшим льдом.

– Сюда, – говорит Лейла, глядя на Рафика и щурясь от солнцаДважды хлопает по пустому месту рядом с собой. Что‐то в сладком воздухе, мягком ветерке, прохладной травке, гнущейся под ее тяжестью, придает ей смелости, чтобы позвать мужа сесть рядом с ней, несмотря на присутствие детей. Возможно, это все потому, что он сделал то, чего они хотели. Или потому, что невозможно отрицать, как красив этот день, как дети заразительно взволнованны.

Под этим небом, в этом парке, скрытом от главной автострады, проявляется та сторона ее мужа, которую она нечасто видит – только когда он расслаблен. Он говорит о том, как безоблачно небо, и о том, что голоса поющих птиц менее надоедливы, чем тех, щебечущих обычно под его окном.

– Но папа, – замечает Хадия, – это те же самые.

Солнце находится в зените, но не обжигает. Рафик ложится на спину и кладет под голову сцепленные руки. Лейла разливает лимонад в бумажные чашки и передает в нетерпеливо протянутые детские руки. Такие дни, дни вне дома, редки – всего их было, кажется, пять. Дети взбудоражены тем, как это все необыкновенно. Они, должно быть, сто раз поблагодарили Рафика.

– Как же здорово проводить воскресенье вот так, правда? – говорит она и тут же жалеет, потому что привлечь внимание к красоте момента означает ослабить его магию.

Рафик, глаза которого спрятаны за темными очками, серьезно кивает. Амар с сияющим видом смотрит на нее и, очевидно, считает себя виновником нынешнего праздника. Вчера после ужина, перед тем как посуда была убрана, а дети уложены спать, Амар спросил, нельзя ли пойти на пикник, и Рафик ответил: почему бы нет? Лейла улыбнулась, удивленная такой быстрой реакцией мужа, и сказала, что приготовит еду, чтобы взять с собой. Хадия сказала: мандарины. Худа сказала: лимонад. Амар сказал: река. «Можем попробовать, – сказал Рафик всем. – Я знаю подходящее место».