Он булькал им так, словно все предыдущие сутки преодолевал пустыню Гоби и вот наконец набрел на воду. Потом отшвырнул бутылку, посмотрел на Елену залихватским взором и бросился на нее, не сняв ни куртки, ни ботинок.

То, что происходило, происходило вполне по гамбургскому счету, хотя Еленину щеку, не переставая, царапала молния его куртки, а на ноги сыпалась мелочь из карманов джинсов. «Всего-то надо было дать ему быть капельку самостоятельным, – думала она. – Во жена затравила!»

– Слушай, а ты классная баба, оказывается, – сказал он потом.

– И что? – поинтересовалась Елена.

– А моя жена в постели – полная нулевка…

И сразу стало противно, потому что она не представляла себе, например, Караванова, рассказывающего женщине в постели о достоинствах предыдущей.

Муркин счастливо терся вокруг нее, требуя ласки, но захотелось уйти гораздо сильней, чем в прошлый раз.

– Ну, видишь, теперь все будет классно! – приговаривал он, наматывая ее волосы на палец.

– Ты меня проводи, – попросила она и стала врать: – Мне завтра рано надо, я и забыла совсем. И еще материал один надо закончить. Я ж тебе сразу говорила, тебе просто все из башки во время драки выбили…

– Да ведь одежа мокрая! – ужаснулся он.

– Ничего-ничего, дома подсушусь. – Она поразительно быстро влезла в свою мокрую одежду.

– Да я пьяный, чтоб машину вести!

– А когда ты ее водил трезвый? Ты ж у нас король дороги!

– Ну, этих баб не поймешь! Не стоит – плохо! Стоит – еще хуже!

– Правда, домой надо! – взмолилась она.

– Будем считать, что я поверил… – скривился он.

Ехали в тишине, Елену подзнабливало.

– Я эту шваль всю перестреляю! Причем – в спину! – мечтательно объявил Муркин. – Знаешь, я когда в горячих точках офицеров вскрывал, у большинства ранения были в спину. Слышала?

– Слышала. Беспредельщиков пуля в бою догоняет в спину. Своим ближе целиться, и цель у них яснее…

– Ох, все-то мы знаем! Везде побывали! – поморщился он.

– В газете работаю, военкоры рассказывали. – Говорить ему о своих поездках в горячие точки было совсем лишним.

– Тебе совсем нечего мне сказать? – спросил он напряженно.

– Мне было с тобой замечательно! – отчиталась Елена.

– Муж попал под самосвал, а жена под шофера… – Он вдруг хлопнул себя по лбу. – Ты ж букет забыла!

– Какие наши годы, – отмахнулась она. – Другой подаришь…

Но почему-то было слышно, что постарается больше с ним не видеться.

Дома было пусто, просторно и совсем не одиноко. Елена легла в горячую ванну и чуть не уснула в ней с мыслью, что теперь долгое время будет сравнивать мужчин с Каравановым, принимающим в ее голове все более и более идеальный облик.

…Утром все было так, словно Караванов уже убежал на работу. Елена даже напевала, варя себе кофе. Потом села за стол, включила компьютер и поняла, что мешают фото под стеклом. Там она была в обнимку с Каравановым на пляже, в круизе… Сдвинула клавиатуру, приподняла стекло и начала спицей вытягивать из-под него фотографии. Тут в онлайне появился Никита.

Никита. Я здесь.

Белокурая. И я здесь.

Никита. Что ты делаешь?

Белокурая. Выгребаю из-под стекла фотки, где я с Каравановым.

Никита. Надеюсь, меня минует чаша сия.

Белокурая. Так я ведь не собираюсь за тебя замуж.

Никита. А я и не предлагал…

Белокурая. А я обычно и не спрашиваю…

Никита. А тебе ничего не кажется странным?

Белокурая. Где?

Никита. В наших отношениях.

Белокурая. Уже давно ничего…

Никита. А ты подумай!

Белокурая. И думать нечего.

Никита. Глухая на оба уха.

Белокурая. Не поняла.

Никита. А ты прислушайся к себе.

Белокурая. Все молчит в ответ.

Никита. Тогда пока.

Белокурая. Пока.

Пожала плечами, выключила компьютер и стала собираться на работу. Что он имел в виду? Неужели она могла где-то налететь на него, сидя в машине с Муркиным? Нереально. Или он мог стать свидетелем драки? Ну, он бы точно раскидал всех так, что Муркин бы потом никому ничего не смог пришить. Звонил домой вечером, никого не было и блефует?

На работе были проблемы, очередной скандал из-за очередного скользкого материала. Крики замглавного о том, что он всех уволит, и беганье испуганной Олечки в поиске таблетки валидола для него. Заплаканная авторша материала и размахивающие руками завотделами. Елена совсем забыла о своих проблемах, и только на совещании – о том, как газета будет выходить из ситуации публикацией непроверенных фактов, по сути дела, слива, – ее стукнуло: вчерашний Бэтмен – это Никита! Кровь бросилась в голову, потому что Елена не представляла, что ее могут таким образом выводить на чистую воду.

У нее были очень контролирующие родители, и то, что Никита позволил себе слежку, вызвало странное ощущение. Ее затошнило, словно уже много раз договаривались, что он не будет этого делать, а он опять. И потому отношения бессмысленны… бессмысленны, бессмысленны! И больше ничего не хочется. Ни пафосного шпионящего Никиты, ни пьяного героического Муркина, ни созревшего для новой жизни Караванова. Вообще никого! Пошли все на фиг, пусть оставят в покое, если не хотят по-людски…

Пришла с работы, позвонила Лидочке, отключила оба телефона, достала с полки Достоевского и решила больше ни с кем сегодня не разговаривать. Достоевский быстро утомил, странно, что она читала это в юности километрами.

Полезла в шкаф, где хранились фотографии и документы. Первым в руки попался конверт со свидетельствами Караванова о предыдущих разводах. Это выглядело как: «Имей в виду, ты одна из многих!»

Елена засмеялась и начала есть конфеты. Вспомнила рассказ Карцевой о том, что ребенок, не доевший сладкого, вырастая, вынужден будет компенсироваться и применять те же формы жестокости по отношению к другим. Мать следила за количеством съедаемого сладкого и выдавала его в качестве поощрения. Елена с отвращением поняла, что и сама почему-то не давала Лиде конфет вволю. Считалось, что испортятся зубы, – глупость какая… Села за стол, налила вина, достала тетрадку и начала письменно отвечать самой себе на задаваемые вопросы, как учила Карцева.

– Как ты оцениваешь размеры бедствия?

– Большие, но не трагические. Все живы, все здоровы, есть интересная работа, силы, драйв.

– Чего не хватает?

– Караванова и привычки ощущать себя защищенной им.

– Защищал ли он тебя на самом деле?