– Ну и хоти на здоровье.

– Но…

– Сегодня неприемный день! – рассмеялся кто-то позади «глаза». – Пусть приходит завтра, а еще лучше через недельку!

Теперь уже загоготал «глаз».

– Послушайте. – Я стиснула руки, пытаясь подобрать слова и уже зная, что все бесполезно. Таким, как эти, не объясняют, а приказывают, но, увы, не такие, как я.

– Шар, это ты там гогочешь, что ли? – раздался голос.

Я обернулась. Сани стояли под одним из деревьев рядом с засыпанной снегом поленницей, а ко мне неспешно шел кожевенник.

– Ну, я, – в окошке снова появился «глаз». – Медведь? Старый бродяга, ты, что ли? Смотри-ка, выбрался… А чего пришел? По решеткам соскучился?

– Уж не по твоей лысой голове, – рявкнул Ули. – Шрам здесь?

– Здесь-здесь, – раздался еще один голос. – Открывай, Шар, Медведь пришел.

Загрохотал замок, мастер Ули оттеснил меня в сторону, и открывший дверь «глаз» – лысый мужчина без передних зубов, обросший сизой щетиной, – окинул взглядом массивную фигуру и серьезно заметил:

– Ну, ты даешь, Медведь, я с самого начала знал, что ты на голову больной.

– За своей головой смотри, Шар, – не очень дружелюбно ответил кожевенник, заходя в узкий коридор.

Я юркнула следом.

– Не больно-то нас бывшие постояльцы визитами балуют, – буркнул стражник, запирая дверь.

– Это потому что с того света особо в гости не придешь, – снова раздался голос, что велел открывать. – Ну, где ты там?

Коридор закончился широким залом с деревянным столом в центре и двумя грубыми лавками с боков. Стены были сложены из холодного склизкого камня, в помещении пахло сыростью, старым сыром и пивом, прокисшим еще до моего рождения.

Из караулки, в свою очередь, расходились еще два коридора и почти терялись в темноте.

– Не скажу, что рад видеть твою рожу, Шрам, – прогудел Ули, рассматривая сидящего на краю лавки приземистого мужчину. Лицо тюремщика пересекал уродливый рваный рубец, вертикально деливший рот на две части так, что казалось, правая половина выше, чем левая.

– Это потому что ты завидуешь моей красоте.

– Думал, тебя рыбы в Зимнем съели, – натянуто ответил кожевенник.

– Не поверишь, я думал о тебе то же самое.

Кроме Шара и Шрама в караулке сидели еще двое. Молодой высокий стражник в кольчуге торопливо разливал по выщербленным кружкам что-то кислое и хмельное, его одежда и светлые волосы казались на удивление чистыми, особенно на фоне остальных тюремщиков. В дальнем углу крутил колесико масляного светильника сухонький старичок, очень похожий на злого гнома из сказки, что рассказывала нам с братом перед сном нянюшка. Седые волосы, торчащие пучками из-за ушей, руки с шишковатыми суставами, согнутая спина, засаленная одежда.

– Садись, выпей с нами, раз уж пришел, – хлопнул кожевенника по плечу Шрам. – Кто бы мне сказал, что я буду рад видеть бывшего заключенного, получил бы в зубы.

– Кто бы мне сказал, что я буду пить с собственными тюремщиками, лишился бы языка, – в тон ему ответил Ули, но сел на лавку рядом со светловолосым и рассеянно коснулся шрама на шее. – Девы, как давно это было.

– И не говори, – в тон ему отвел Шрам.

– А кто это с тобой? – прищурился лысый. – Она вроде повидать кого-то хотела? Здесь не дом свиданий, девочка.

– Но если хочешь, можешь повидать меня, – подмигнул светловолосый.

– Племянница моя. – Мастер понюхал содержимое кружки и скривился.

– Племянница? – протянул Шар. – Не знал, что ты в родстве с благородными! – и сплюнул на пол. Судя по всему, это было здесь обычным явлением.

– Ты много чего обо мне не знаешь, Шар, – вздохнул кожевенник. – Мы по делу пришли. Ей бы жениха повидать. Что скажешь, старик?

Он посмотрел на «гнома», все еще возившегося со светильником, и все остальные, что интересно, тоже повернули головы. Тот не ответил, сделал вид, что не слышит.

– Это которого? – уточнил светловолосый.

Я уже открыла рот, чтобы ответить, но Ули меня опередил:

– Его сегодня привезли, ближе к ночи, тоже не из простых.

– А-а-а, тот павлин. – Шар сел и пододвинул к себе кружку. – Верный кандидат в покойники, пусть твоя племяшка забудет. Короста нынче его невеста.

– Что, даже попрощаться не дадите? Брось, разве не ты, Шрам, помнится, просил меня написать письмо твоей ненаглядной Лиене?

Шрам крякнул, но отрицать не стал.

– Я заплачу, – не выдержав, пообещала, поднимая руку и касаясь шишки на голове. Внутри ворочалось что-то острое и болючее.

– И чем же, красавица? – с любопытством уставился на меня светловолосый.

– Я… я… я могу выписать чек!

Несколько секунд царила тишина, а потом они захохотали. Не только тюремщики, но и кожевенник смеялся, постукивая ладонью по столу. Старик отвлекся от светильника, уголки его тонких губ приподнялись, вокруг глаз собрались морщинки.

– Чек?! – отхохотавшись, проговорил Шрам. – Давно мне чеков не выписывали. Собственно, мне никогда их не выписывали! – Он поднял кружку, его изуродованный рот скривился, по подбородку потекло пиво.

– Значит, не стоит и начинать, – покивал Ули. – Девочка просто в отчаянии. Сам подумай, что может случиться, если она его в последний раз увидит? Куда они денутся? Улетят к богиням?

– Тут такое часто случается, – согласился Шар.

– Пожалуйста, – протянула я.

– А мы пока отметим встречу, вспомним старые и недобрые времена, когда я ненавидел вас всей душой, а вы молились Девам, чтобы те прибрали меня поскорее. – Кожевенник вытащил из кармана бутылку с мутной жидкостью.

Все опять посмотрели на старого тюремщика, словно он мог что-то решить. Поправка – словно он один здесь что-то решал.

Старик приподнял фонарь и кивнул. Ответом ему стали дружные возгласы и сдвигаемые кружки.

– Идем, девонька, провожу. – Похожий на гнома тюремщик отвернулся от стола. – А эти охальники пусть отмечают. – Он направился в правый коридор и с грустью произнес: – Все равно эту бурду давно не пью.

– Тока железку оставь, – крикнул Шар, указывая на черную укороченную рапиру. – Не хватало еще нам гостей вооружать.

Я торопливо отстегнула оружие, бросила на стол и поспешила за уже скрывшимся в коридоре стариком. Странно, но сейчас стоимость чирийского клинка меня совсем не волновала, куда больше я боялась, что охранники передумают.

Коридоры портового острога были слишком узкими или казались таковыми. Темно-серый камень стен подступал со всех сторон, потолки нависали над головой. Тени прыгали и раскачивались в такт шагам. Один раз мне показалось, что у ног что-то шмыгает, что-то живое, но я приказала себе об этом не думать. По крайней мере, не сейчас. Невыполнимый приказ, как можно не думать о том, что в любой момент ноги может коснуться что-то живое, и… Я сбилась с шага.