Екатерина Дмитриевна зашла в ограду, села и похлопала ладонями по лавочке. Люба и Николай Петрович сели по бокам.

– Детки мои дорогие, – сказала она, обняв их за плечи.

– Я вам в детки не гожусь, – сказал он. – Как-то вам рановато.

– В старой Франции этому никто бы не удивился, – засмеялась она и погладила его плечо. – Но представьте себе, дорогие детки, точно такой же день, но двадцать три года назад. Ранняя осень. Старая дача. Огромный бревенчатый дом, когда-то принадлежавший дедушке-академику, любимцу Сталина. Сейчас там живут: папа – пожилой профессор, сильно придавленный дедушкиным величием; мама – на пару лет старше папы, красивая и своенравная, недовольная папой. И дочка, перешла на пятый курс. Суббота. Весь день папа и мама ссорятся, обзывают друг друга ужасными словами. Дочка слышит это со второго этажа. Мама уезжает. Хлопает дверца машины, скрипят ворота.

Проходит часа два. Еще не вечер.

Папа поднимается наверх. У него в руках бутылка вина, два стакана. В карманах яблоки. Папа жалуется на жизнь. Кладет голову дочке на плечо. Дочка его гладит. Папа ее обнимает. Она его целует в щечку, говорит что-то утешительное. Он становится перед ней на колени, обнимает ее ноги, целует в живот и ниже. Дочка визжит, пытается убежать.

«Я тебе сейчас всё расскажу!» – кричит папа, схватив ее и швырнув на тахту.

Папа говорит, что она – не его дочь.

И более того. У мамы была в отделе лаборантка. Молоденькая девочка, приезжая. Вдруг она от кого-то залетела. Пузо растет, никого нету. Мама стала ее подкармливать. Потом повезла рожать. Эта Леночка родила девочку и умерла. Мама ее удочерила. Она была одинокая тогда. Но когда вышла замуж за папу – рассказала ему всю правду.

«Ты не только не моя, ты даже не ее дочь! – сказал папа. – Я тебя люблю уже десять лет. Мы поженимся. С ней я разведусь. Я скоро умру. Ты будешь хозяйкой всего. Но дай мне хоть пять, хоть три года счастья!»

– Но дочка, то есть я, – продолжала Екатерина Дмитриевна, – стукнула его кулаком в лицо, вырвалась, выскочила из дома и побежала на станцию.

Куда бежать? К кому? Ведь я одна на целом свете.

И вдруг я вспомнила, что у папы есть сводный брат. По отцу. Бестолочь и пьяница. Поэт Данила Кошкин. Лысый и мерзкий. Я знала его адрес и телефон. Я писала курсовую про поэзию советского андерграунда. Брала у него интервью. Он лапал меня за коленки.

Я выскочила из калитки и побежала на станцию.

– Значит, ты мне врала? – Люба встала со скамейки.

– Ну, почему же, – усмехнулась Екатерина Дмитриевна. – Ты же звала меня «мама». Вот я и есть твоя мама. На самом деле.

– Жалко, – легко вздохнула Люба. – Я, мама, любила тебя, но и Леночку тоже. Я про нее все время думала. Про ее жизнь. Про того человека. Фантазировала…

– Про какого человека?

– Ну, от которого она забеременела. То есть про своего отца… Жалко. Зачем ты все это рассказала?

– Фантазируй дальше, – жестко сказала Екатерина Дмитриевна. – Про Леночку, которая на самом деле твоя бабушка. Если, конечно, моя мама – моя, так сказать, мама – говорила правду. Но я не буду искать мамин анализ крови…

– Зачем был этот бред? – воскликнула Люба. – Почему я не могла быть просто твоей дочкой? Без Леночки?

Екатерина Дмитриевна продолжала держать руку на плече Николая Петровича. Ему было приятно, но странно.

– Постараюсь объяснить, – сказала она. – Я вернулась домой через месяц. Поразительно, что меня никто не искал. Это был мой первый вопрос маме с папой, когда я, грязная и нечесаная, вошла в комнату, где они пили красное вино и закусывали яблоками. Они стали много пить к старости. Я спросила: «Почему вы меня не искали?» Папа сказал: «Ты уже взрослая». – «Такая взрослая, что даже беременная», – и всё им рассказала. «Надо избавляться, это инцест!» – сказала мама. «Не пугай девочку, – сказал папа. – Она всё знает, я всё ей объяснил».

Итак. Объявлять, что я родила от дяди – позор и кошмар. Объявлять, что он мне не дядя, а мама с папой на самом деле приемные – тоже нельзя. Быстро найти жениха, прикрыть грех? После месяца жизни с Данилой Кошкиным я возненавидела мужчин как биологический феномен.

В марте я досрочно защитила диплом. А в июне родила девочку.

– А Данила Кошкин не мешал? – спросил Николай Петрович.

– Милый мой, – Екатерина Дмитриевна нежно погладила его по плечу, – в стране, где есть двадцать тысяч биатлонистов, никто никому не может серьезно помешать.

– Ты шутишь? – испугалась Люба.

– Шучу, шучу! – рассмеялась она. – Однако поэт и подонок Данила Кошкин скончался за месяц до твоего рождения. Он желал, чтоб на его могиле не было имени. Чтоб все гладко, а сзади, меленько – инициалы. ДНК. Вот, погляди. Теперь поняла, почему могила Леночки – вплотную к участку Кошкиных? Ну, а профиль, имя и отдельная ограда – это специально для тебя.

– Значит, на самом деле я ходила на могилу отца? – сказала Люба.

– Значит, – сказала Екатерина Дмитриевна.

– А у тебя есть его фотографии, письма, стихи?

– Нет.

– Почему? – Люба приблизилась к ней.

– Он не писал мне писем и не посвящал стихов. Ну, хватит.

Люба вдруг заплакала.

– По-моему, я тут лишний, – сказал Николай Петрович.

– Что вы! – сказала Екатерина Дмитриевна и повернулась к Любе. – Доченька, тебя друзья заждались в кафе. И побереги слезки. Еще пригодятся.

Люба скрылась. Екатерина Дмитриевна сказала, что хочет пройтись.

Они шли по аллее.

– Вы ведь не сами нашли эту могилу? – спросила она. – Наверное, поручили дело профессионалу? – Николай Петрович кивнул. – А профессионалы обожают всюду втыкать прослушку… Можно взять вас под руку? Ну, говорите!

– Нет, это вы говорите, – сказал он.

– У человека есть три врага, – сказала она. – И все на букву «п». Прошлое, правда и память. Запомнили? Посадите меня на такси.

– Я думал, вы ответите на мой вопрос.

– Я хотела посмотреть на отца моего ребенка. Меня это очень мучило, правда. Но не это главное. Моя дочь, ей пять лет, зовут Аня, она сейчас в другом городе… – она остановилась и достала из сумочки фотографию.

Николай Петрович едва удержался, чтоб не ахнуть. Девочка была очень похожа на его детские фотографии.

– Оставьте ее мне, – сказал он.

– Не надо, – сказала она. – Ваша жена найдет, будет скандал.