Девушка бродила по дому и саду, ничего не видя и не слыша. В ослабевшем теле остались лишь жуткий холод и тупая вялость. Жар ее крови потух. Все на свете утратило смысл.

Паола редко вспоминала о Мануэле и Хелки, в ее мыслях жил один Ниол. Девушка часто повторяла про себя его слова: «Запомни, любимая: я приду к тебе отовсюду, даже из небытия».

Иногда ей чудилось, будто он идет следом за ней по саду. Сердце Паолы замирало, и она стремительно оборачивалась: никого не было, только ветер тихо шумел в ветвях. Может, Ниол и был этим ветром? Вероятно, именно это и означали его слова.

Паола даже не знала, где он похоронен. Для нее он был везде и во всем.

Девушка никогда не задумывалась над тем, почему он бросился выручать цыганку. Если Ниол что-то делал, значит, он просто не мог поступить иначе.

Паоле было все равно, что творится в доме, она не занималась никакой работой. Скрепя сердце Армандо нанял кухарку: девушка почти ее не замечала. Она никогда не заходила в кухню и ела мало, только чтобы не умереть от голода.

Кажется, впервые за много лет инквизитор понял, что значит по-настоящему любить. Если прежде он думал только о себе, о том, как сохранить привязанность Паолы, то теперь муки девушки жгли его душу и разрывали сердце. Армандо многое отдал бы за то, чтобы вернуть ей все, что она потеряла, но тут он был бессилен.

Однажды, пытаясь немного взбодрить ее, инквизитор принялся вспоминать то время, когда забрал ее из обители Святой Клары.

– Наверное, было бы лучше, если бы я осталась там и не узнала искушений этого мира, – сказала девушка.

В ту ночь ей снились тревожные сны, возможно, из-за того, что в саду поднялся ветер, он бился в окна и шумел ветвями. Что он хотел ей сказать?

Утром Паола сообщила Армандо, что намерена съездить в обитель Святой Клары и посмотреть, в каких условиях живут нынешние воспитанницы. Инквизитор поддержал эту мысль: желание хоть что-то сделать могло означать начало пробуждения.

Стены обители выглядели древними, внутри кое-где осыпалась штукатурка, местами в углах виднелась паутина, а воздух был влажным и спертым. Зато сад был великолепен: капли росы сверкали на распустившихся цветах, как драгоценные камни, зеленые побеги были сильны и упруги.

Дожидаясь прихода одной из сестер, которая согласилась с ней поговорить, Паола бродила по саду, вдыхая сладкий, пьянящий аромат растений. Жаль, что ее собственные цветы завяли; возможно, их запах, запах новой жизни, сумел бы вернуть ей если не свет, то покой.

Когда появилась сестра Менола, Паола объяснила ей, что жила в этой обители двенадцать лет назад.

– Совсем недолго, – добавила она. – Меня забрали отсюда.

– Ваши родители?

– Нет, человек, который захотел меня воспитывать. Я намерена сделать небольшое пожертвование в память о жизни… которую мне было не суждено прожить в этих стенах, но сначала хочу попросить позволения увидеть девочек.

Монахиня кивнула.

– У старших сейчас занятия, а младшие играют в саду.

Она отвела посетительницу в дальний уголок сада, где под присмотром одной из сестер гуляли девочки от шести до десяти лет. Они были одинаково одеты и вели себя тихо, так что всего лишь минуту назад Паола не догадывалась о том, что рядом находятся дети.

Она совсем не помнила своей жизни в монастыре, потому спросила:

– Как девочки попадают сюда?

– Многие из них сироты, кого-то отдают в обитель бедные родители.

– Вероятно, здесь есть и дочери… грешников?

Сестра Менола сделала многозначительную паузу и тихо ответила:

– Есть. Мы одинаково относимся ко всем.

В это время внимание Паолы привлекла воспитанница, одиноко сидевшая на скамье в тенистом уголке возле самой стены. Ее волосы, похожие на гриву вороной лошади, были заплетены в две тугие косы, у нее была кожа цвета светлой меди и угольно-черные глаза.

– Вон та девочка, кто она? – сердце Паолы было готово выскочить из груди. Так могла бы выглядеть младшая сестра Ниола или… его дочь.

– Как видите, она полукровка. Ее отец-испанец привез мать девочки из Нового Света в Мадрид, но вскоре стал жить с прежней женой – белой женщиной. Брошенная им индианка плохо говорила по-испански, ей негде было жить. Добрые люди привели ее в обитель, но через несколько дней она умерла, по-видимому, заразилась какой-то болезнью, ведь индейцы плохо переносят то, к чему привыкли мы. Девочка осталась в монастыре. Ее зовут Эвита.

– Это случилось недавно?

– Два года назад.

– Почему девочка сидит одна? Ее обижают?

– Конечно нет. – Сестра Менола позволила себе легкое возмущение. – У Эвиты непростой характер, она не очень любит общаться с другими детьми. Ей повезло, что она попала в нашу обитель, здесь девочка всегда будет под защитой Господа и Святой Клары.

– Какой может быть ее судьба?

– Она станет монахиней, возможно, отправится с миссией в Новый Свет, дабы нести своим бывшим соплеменникам слово Божие. В любом случае в миру она подвергалась бы унижениям, выполняла самую черную работу.

– А в монастыре?

– Все зависит от способностей. Не нужно забывать, что предки этой девочки по линии матери были язычниками, дикарями. К сожалению, полукровки плохо обучаются, у них неважная память.

Паола вспомнила Ниола, который знал латынь лучше ее самой и которому – увы! – негде было применить свои знания, и усмехнулась.

– Просто мы отнимаем у них эту возможность. Я могу поговорить с девочкой?

– Да, – ответила монахиня уже без прежнего воодушевления и позвала: – Эвита!

Прежде чем девочка успела подойти к ней, Паола поняла: добиться того, чтобы она улыбнулась хотя бы уголками губ, увидеть в ее глазах даже слабые искры детского веселья не проще, чем прочитать то, что лежит у нее на сердце. У Хелки тоже был такой дар или… такое проклятие. Только Ниол, несмотря на все свои терзания и сомнения, умел открыто радоваться жизни.

– Эта добрая сеньора хочет поговорить с тобой и узнать, как ты живешь, – сказала сестра воспитаннице.

Паола попросила сестру Менолу оставить их одних.

– Только ненадолго, – строго сказала та и отошла.

– Как давно ты здесь? – спросила девушка.

Эвита чуть заметно повела плечом и промолчала.

– Не помнишь? А сколько тебе лет?

– Семь.

– Из какого ты племени?

Ребенок смотрел так, будто не понимал, о чем его спрашивают.

– Чему тебя учат в обители?

– Молитвам. Разным правилам, которые нельзя нарушать.

– Вам позволяют играть?

– Иногда. Только нельзя бегать и шуметь.