Малышка явно в творческом процессе. Даже тревожить не хочется.

Прижимаюсь плечом к дверному косяку, достаю из кармана коробочку с кольцом, верчу ее в пальцах, как жонглер, предвкушая удивление во взгляде за этими огромными круглыми очками «ботана».

И только сейчас доходит, что у меня нет плана на случай отказа.

Если мужчина делает предложение, а женщина отказывает, какими бы умными адекватами они ни были, на отношениях после этого можно ставить точку. Это как признание в любви без аналогичных слов в ответ. Вроде ничего страшного не случилось, все будет так же, как и раньше, но в заднице зудит понимание: для одного из нас — это просто временный вариант. Так стоит ли тратить время?

К счастью, я никогда и никому не признавался в любви. Слишком я циник для всего этого ванильного… гммм…

Очкарик делает странное па ногами, подмахивает головой, поворачивается — и, замечая меня, подпрыгивает на месте. Быстро стаскивает наушники, пытается восстановить дыхание, но грудь высоко и часто поднимается под одеждой, выуживая из меня парочку острых фантазий уровня «21+».

— Я… тебя не слышала, — пытается оправдаться и прикладывает ладони к горящим щекам.

— Я старался остаться незамеченным, — успокаиваю ее, потому что вид у Очкарика такой, что вот-вот грохнется в обморок от стыда. Видимо для некоторых женщин секс с мужчиной — не повод перестать стесняться даже совершенно обычных бытовых вещей. — Классно танцуешь. А можно попросить то же самое, но медленнее и под соответствующую музыку, приват, для уставшего майора?

— Антон! — Йени ошарашенно хлопает ресницами. — Прости, пожалуйста, я… Просто… В общем…

— Творческий процесс? — подсказываю я. Где-то читал, что все великие писатели были «с приветом». Кто-то даже любил писать совершенно голым.

— Я придумала книгу! — Она скачет на месте и громко, с каким-то оглушающе искренним восторгом хлопает в ладоши. А потом вдруг замирает, улыбка медленно тускнеет на губах, и Очкарик вдруг очень серьезно говорит: — И еще… нам нужно кое о чем поговорить.

Я стряхиваю пальто на диван, подхожу к ней и, пока ее восторженное выражение лица совсем не исчезло, вкладываю в ладони свой подарок. На всякий случай придерживаю ее ладони своими, сжимаю для уверенности, что это — не импульсивный поступок, а то, в чем я совершенно уверен.

Очкарик медленно разжимает пальцы, косится на коробочку, словно на маленькую гранату, чека от которой осталась в моих руках.

— Это что? — Вопрос такой тихий, что читаю его по губам.

— Посмотри и узнаешь.

— Это мне? — нарочно тянет время.

— Другой женщине, который бы я хотел это дать, и близко нет.

— Антон… — Она морщит лоб, огорченная отсутствием прямого ответа на свой вопрос.

— Тебе-тебе, — сдаюсь я. — Открывай уже.

Йени потихоньку, как будто боится случайно выпустить из ящика Пандоры все печали человеческие, приподнимает крышку. Моргает. Закрывает. Снова моргает и икает.

О любви между нами говорить точно еще очень рано, но уже сейчас я готов подписаться под тем, что ее вот такие смешные реакции вызывают у меня искреннюю довольную улыбку.

— Там кольцо? — переспрашивает Очкарик.

— Вроде да, что-то похожее.

— Там кольцо, — теперь уже не вопросительно, а как будто ставит точку под тем, что у нее не случились галлюцинации. — Оно… помолвочное?

— Ага.

— И… ты даришь его мне?

Я пару секунд делаю вид, что размышляю над формулировкой, а тем временем открываю коробку в ее руках, достаю кольцо и молча надеваю на безымянный палец. Надо же, и с размером угадал как раз. Скажем спасибо моей наблюдательности.

— Малыш, давай поженимся?

Она снова икает.

— Мне уютно с тобой, тебе безопасно со мной. Вместе у нас получается спокойно и комфортно. Ты умеешь заниматься домом, я неплохо зарабатываю и буду обеспечивать семью. Жить будем здесь. Летом планирую брать «Мини», если сдашь на права — будешь кататься в город к родителям, когда захочешь. О детях подумаем через пару лет.

Ей нужно время, чтобы переварить мои, совсем не похожие на романтическое предложение руки и сердца, слова. По крайней мере, я не сказал ни слова не правды, озвучил все то, на что опирался сам, когда пришел к логичному решению о браке.

— Звучит, как предложение о сотрудничестве, — наконец, нарушает молчание малышка.

— Оно самое и есть. Прости, что без соплей и клятв любить тебя до крышки гроба. Я надеюсь, что мы проживем долгую спокойную жизнь, так что пока не очень хочу готовиться к земле.

Она нервно смеется, кончиком пальца трогает камень и одергивает руку, как будто от горячего.

— Извини, что не такой большой, чтобы увидеть с Марса, — без намека на сожаление говорю я, — но он настоящий.

Почему-то девочкам важно знать, что мужчина готов ради них на такие финансовые подвиги.

— Мне все равно, даже если бы это был осколок с висюльки люстры твоей бабушки, — шмыгает носом Очкарик, делает шаг, обнимет меня крепко — чуть не душит.

Чувствую влагу на щеке, всхлип, который проходит волной по всему щуплому телу, и обнимаю ее в ответ. Почему-то даже не сомневался, что выдаст что-то совершенно ванильное. Все же она точно немного без царя в голове, и пора привыкать не мерить ее реакциями других женщин. Это и хорошо, и плохо, потому что «читать» Очкарика может быть сложнее, чем я думал.

— Спасибо, мужчина, — сквозь слезы еле слышно выдыхает она.

— Женщина, подожди, я не понял — ты согласна или как?

— Согласна, согласна, согласна, согласна, согласна…

Приходится поцеловать ее, чтобы прекратить эту заевшую мелодию.

И только через пару минут, когда Йени перестает всхлипывать, успокаивается и смотрит на меня сумасшедшим сияющим взглядом, вспоминаю, что она собиралась сказать что-то важное.

— Это… ерунда, — отмахивается малышка. — Просто голова до сих пор болит. Хотела съездить в больницу, если ты не против.

— Давай договоримся: все, что касается твоего здоровья — не ерунда, — стучу ее пальцем по носу, чтобы отложилось, наконец, в голове. — Завтра утром поедем. Заодно встречусь с приятелем, который поможет устроить нам быструю роспись.

— Насколько быструю? — продолжает сиять она.

— Допустим… через пару дней? На неделе получим свидетельство, в выходные можно сделать выездную церемонию. Только, малыш, давай без пышной свадьбы? Меня от пафоса и на работе тошнит.

— Я совершенно и полностью согласна с тобой во всем, мужчина, — торжественно, как брачную клятву, произносит Йени.

Значит, я точно не ошибся в выборе.