Винченцо высвобождает руку.

— Тебе что, мало этого дома и денег, которые я тебе даю? Зачем тебе незаконнорожденный? Ты надеешься получить с меня еще больше? Я же сказал, ты не будешь нуждаться, даже если я уйду от тебя.

Он и вправду хотел бы сбежать, забыть все: это утро, чувство страха, от которого у него перехватило дыхание, это маленькое существо, что растет внутри его женщины и отбирает ее у него.

Он не представляет себе, что значит иметь ребенка. Он никогда не видел себя в роли отца.

Джулия плачет навзрыд. Ищет одеяло, укрывается. Сжимается в комок посреди кровати.

Винченцо не остается ничего, как одеться и уйти. Рыдание Джулии преследует его до двери.

* * *

— Бесстыжая! Теперь еще и это! — кричит Антония в промежутках между приступами кашля. Она качается в кресле, смотрит на дочь круглыми глазами без слез, которые могли бы принести облегчение. — Незаконнорожденный ребенок! Что нам теперь делать? Только этого не хватало! Мало нам горя!

Джулия, в темном платье, застегнутом под самое горло, теребит носовой платок, так что распускаются края. Она одинока, во всяком случае, так она себя чувствует. Пришла к матери, чтобы услышать слова утешения, обняться. Сейчас, когда ей нужна помощь, она нигде ее не находит.

Мать — тот человек, который должен защищать тебя даже от тебя самой. Только не ее мать, эта слабая женщина, думающая единственно о своей болезни.

Антония плачет, и слезы ее, кажется, не кончатся никогда.

* * *

Однако вечером Антония уже спокойна. Сидит на диване рядом с Джулией, смотрит на недавно вернувшихся Томмазо и Джованни, и знает, что придется ей, матери, сказать вслух о том, о чем оба подумали, услышав новость. Поэтому она ждет, когда муж перестанет ходить взад-вперед по ковру в гостиной, заложив руки за спину и опустив голову, и когда сын изольет душу, исчерпав все оскорбления в адрес Винченцо.

Когда наконец наступает тишина, она прокашливается и бормочет, что выход найти можно… Заплатить акушерке, умеющей держать язык за зубами, полдня помучиться, и от позора не останется и следа.

Потом переводит взгляд на Джулию.

— Ты уверена, что не хочешь…

— Нет, — говорит она твердо, опустив глаза.

— Тогда ты уедешь. — Антония встает, закашливается, снова опускается на диван. — Вернешься в Милан. Поедешь к тете Лорене, сестре моей матери, за город. Разрешишься там, потом посмотрим.

Но Джулия мотает головой.

— Я не хочу уезжать.

Как объяснить им, что ей безразличны люди, которые ее оскорбляют и считают шлюхой? Она прекрасно знает, на что пошла. Она хочет быть с Винченцо, и ничего не поделаешь, если ей приходится довольствоваться крохами в своей жизни. Если ей этого достаточно. Она всегда так жила: крепко держалась за то малое, что другие позволяли ей взять. Но как, как объяснить это матери и Джованни?

Она хочет остаться в Палермо, чего бы ей это ни стоило.

— Ты уедешь, — настаивает мать. Решительно.

— Нет!

Джулия разражается рыданиями. С тех пор как она забеременела, она часто плачет, слезы стали привычкой.

Антония с Джованни переглядываются.

— Джулия… послушай меня. — Джованни опускается перед ней на колени, берет за руки. — Если Флорио женится, что, по-твоему, у тебя останется? Никаких воспоминаний, потому что его жена пожелает, чтобы ты исчезла из его жизни. И уже не будет места для…

Джулия помнит слова Винченцо. Знает, что мать продолжает искать ему жену.

— Не хочу, — твердит упрямо. — Нет.

Она повторяет это и в последующие дни, когда мать заставляет ее втайне собрать вещи в дорогу. Антония нашептывает ей, что все равно Винченцо ее разлюбит, потому что теперь, когда она беременна, ее тело с каждым днем теряет прелесть, а ему только и нужно, что развлекаться с красивой женщиной.

— Я всегда говорила, что он проходимец. А ты веришь ему, наивная дурочка.

Она повторяет это и когда Джованни объясняет ей свой план. Джулия слушает его с отсутствующим видом. Он найдет им обоим места на корабле, идущем в Геную. Он проследит, чтобы все прошло хорошо до самого их приезда в Милан. Потом вернется в Палермо.

Между тем Винченцо исчез. Ни письма, ни визита. От него, который раньше проводил ночи, крепко обнимая ее.

Вместо Винченцо теперь невыносимая пустота, она убивает ее.

Джулия перестает сопротивляться. Падает духом, всецело покоряется тому, что с ней происходит. Позволяет другим решать за нее.

Как будто ее никогда и не существовало, а может, так оно и было на самом деле.

Однако…

Странно, но найти место на корабле оказывается сложно. У знакомых Порталупи капитанов и судовладельцев нет свободных мест на кораблях. Одни утверждают, что не возят пассажиров. Другие говорят, что все места распроданы. Говорят вполголоса, отводя глаза или хитро посмеиваясь.

Один раз — случайность, два — неудача… но три отказа — совпадение странное. Томмазо начинает догадываться, в чем дело.

Однажды вечером раздается стук в дверь.

Порталупи удивленно переглядываются. Они никого не ждут.

Джулия, бледная, сидит за столом. Кажется, она далеко отсюда: жертва охватившего ее оцепенения, она уже несколько дней не замечает ничего вокруг.

Все из-за беременности, говорит мать, но Джулия знает, что это не так.

Горничная открывает.

И голос, его голос вырывает Джулию из пустоты, в которую она провалилась.

— Добрый вечер.

Винченцо Флорио переводит взгляд с одного на другого. Старается не смотреть на Джулию.

— Зачем ты пришел? — Джованни первым набрасывается на него. — Мы тебя не звали. Уходи!

— Несколько слов — и уйду. — Он хватает стул, садится между Антонией и Джулией, забрасывает ногу на ногу. — Несколько дней назад мой добрый друг Ингэм сообщил мне, что вы, синьор Порталупи, искали корабль до Генуи. Я не особенно удивился: подумал, вам надо поехать по делам. — Он пристально смотрит в глаза Томмазо. — Пока не узнал, что вам нужно два места.

Порталупи вытаскивает салфетку из-за воротничка, отодвигает тарелку.

— Мы не должны отчитываться перед вами, синьор.

— А я считаю, должны. Я обещал вам, что возьму Джулию под свое покровительство, и это значит, что она должна оставаться здесь, в Палермо. Со мной.

Она поднимает голову. Кажется, к ней начал возвращаться румянец.

— Мы должны заботиться о нашей дочери. Джулия не понимает, что лучше для нее, особенно в том состоянии, в котором она находится, — вмешивается Антония. — Она не может жить здесь незамужней, с ребенком без отца.