— Ну, как скажешь. — Бинго недобро ухмыльнулся и подмигнул Филиону. — Это ж ему со мной ехать. Рисунок, говоришь…

— И девиз, сударь. У меня каллиграфический почерк, что очень удачно, поскольку девиз на щите рыцаря — это, почитай, его приветственная речь, обращенная к каждому встречному! Лучше, если она выглядит внушительно и легко читается.

Бинго призадумался на краткий миг и почти сразу же расплылся в широкой ухмылке. Снял с седла щит из оружейной Амберсандера и кинул его в руки художнику, а следом и сам спрыгнул наземь.

— Зайдем-ка, чтоб не всухую обсуждать искусство, — предложил он, пошарил за поясом и выудил еще одну утаенную от Торгрима серебрушку. — Только лосей привяжем, а то бегал я тут за одним, такого навидался…

Дварф вернулся через полчаса, заглянул в таверну и обнаружил там картину как минимум неожиданную — Бингхам и Филион в окружении доброй дюжины завистливых художников и, главное, почти полного пивного жбана сидели над щитом и черкали по нему мелками. Гоблин, по своему обыкновению, упрел и то и дело смахивал со лба обильный пот, а юный живописец то краснел, то бледнел, доказывал что-то, тыкал перстами в самые разные стороны и вообще, похоже, пытался как-то спорить. Торгрим помимо воли хмыкнул — по себе уже знал, каково пытаться Бингхама переубедить.

— Пошли уже, сэр рыцарь, — потребовал дварф ворчливо. — Не мешай художнику творить. Я обследовал здешние постоялые дворы и даже внес предоплату в столь вожделенном тобой «Ресторацио», ибо в остальные войти так и не смог — столько там всякого отребья.

— Ну и пойдем. — Бинго отбросил мелок и поднялся с лавки. — Понял меня, Филион? Чтоб все было, как заказано, иначе ни гроша не получишь, еще и сам щит о тебя изломаю.

— Обидеть художника может каждый, — с печальной гордостью посетовал живописец.

— Это меня каждый, а тебя даже я.

— Сударь, я в последний раз заклинаю…

— Чур меня! Своих солдатиков заклинай, чтоб ночью барона изводили топотом. А я точно знаю, чего хочу.

— Амазонку на щит? — догадался Торгрим, когда дверь покидаемого «Бездонного кувшина» хлопнула за их спинами, отрезая возбужденный гвалт дорвавшихся до кувшина художников.

— Пальцем в небо, дружище. На шиша мне амазонка на щите, от меня отвернутом? Я ж ее видеть не буду!

— Но я-то буду.

— О! Ну, тогда надо тебе тоже щит завести и вот на него как раз амазонку. Мы сошлись на двух монетах за работу, имей в виду.

— Ого ж. За два серебряка можно купить цельный щит, да не деревянный, а железный, с уже готовым гербом!

— Абы какой герб мне ни к чему. — Бинго гордо шмыгнул носом. — Уж заводить, так герб правильный, отражающий, так сказать, мою внутреннюю сущность… умеют красиво говорить эти изобразители! Филион и за одну брался, но только свою какую-то ерунду — единорогов там, львов, леопардов, кресты и башни. А который мне надо — поначалу отказывался, упирал на то, что под такою работой и подписаться не решится, а стало быть, ее не включить в портфолио… что такое портфолио?.. видел портфелио — с ним один гном-бухгалтер ходил, такой мешочек плоский кожаный… В общем, огляделся, увидел, сколько вокруг этих, как он их назвал… стяжателей-конъюнктурщиков, и согласился на любой каприз за двойную цену.

— Это что ж ты ему такое заказал?

— Латную перчатку. Такую видал у одного железнобокого, внес кое-какие поправки, чтоб точнее отражала внутреннее все.

— А что в ней такого ужасного?

— Занги его знает, чего он такой нервный. Может, били его такими перчатками. Мне чего? Как говорил тот, в чьей шляпе ты щеголяешь, легко пришло, легко уходит, а герб — он надолго останется, вот как татуировка.

Бинго задрал оплечье и продемонстрировал своего дракона — в сумерках, правда, видно было неважно, а освещены прузенские улицы были очень фрагментарно, но дварф разглядел и даже присвистнул с уважением, оценив мастерскую работу.

— Что сие значит?

— Дракона победил.

— Что, вот ты? Насмешил до смерти?

— Нет, почему же — упупил физически.

Торгрим остановился как вкопанный.

— Слушай, ты не завирайся. Я драконов видал, мы на одного как-то всем кланом ходили, страсть сколько народу полегло, прежде чем наши катапульты его одолели! Одному против дракона делать нечего!

— А я вот одолел, и ничего.

— Мечом-кладенцом?

— Каменюкой.

— Скалу на него уронил?

— Да нет, нормальный такой булыжник, с твою вот голову. Поднял, бросил, вся недолга.

— Да что ж ты врешь-то?! Дракон от такого и не почешется!

— Мой и не чесался, просто умер.

— Уже при смерти, что ли, был?!

— Мне показался вполне здоровым. — Бинго сокрушенно вздохнул. — Почему тебе во все нос сунуть надо? Не можешь просто поверить?

— В такое — не могу! Я дракона видел вот как тебя, у него когти в толщину больше были, чем я в высоту, мы в него бревнами из тридцати катапульт стреляли, яда извели дюжину бочек!

— А все потому, что правильного момента выбрать не умеете. Не хочешь — не верь, тогда я и про то, как однажды залез в гарем дэмальского шейха, не стану рассказывать.

Бинго гордо задрал нос и ускорил шаг, так что Торгриму пришлось его догонять почти что бегом.

— Про гарем и про то, каким знаком тебя там пометили, мне и впрямь ни к чему, а про дракона — у меня интерес профессиональный! Не верить тебе повода не имею, туповат ты, чтобы складно врать. Но как, как же можно убить дракона обычным камнем?! У него что, есть какое-то слабое место, о котором сотни поколений драконоборствующих дварфов не ведают?!

— Может, и есть. — Бинго беспечно пожал плечами. — Мне-то на кой? Я так, в контур метил. Ты думай, думай, борода, — мне ты запретил, но сам-то не стесняйся. Я скажу, как близко подберешься к отгадке… горячо-холодно. Где этот «Ресторацио»? Пиво-то я этим охламонам сгоряча оставил, а уже давно хочется!

— Пока холодно, — буркнул Торгрим обиженно. — Там дальше налево. Что, так уж трудно правду сказать? Или это противно твоему обыкновению?

— Правду-то говорить на ровном месте? Еще как противно! Никакой народ, мне известный, таких вот правдорубов не терпит в своих рядах, непременно старается загноить всяким доступным способом. Незавидная участь!

— А у нас правда в чести! Мы, дети Морадина, честны и прямы, если уж кому откажем в соискании, то впрямую и наотрез, а не вот так — гадай сам.

— Это ли честное поведение — хвастаться своими народными ухватками, а чуть я начну их обсуждать — враз трясти примешься, как грушу! Что бы про вашу честность дуэргары сказали?

— Даже дуэргары не имеют повода упрекнуть дварфов в праздном бесчестии! Военные хитрости не считаются, ибо нарочитая диверсия не суть противное вранье, как и финт в схватке не суть неправда, а сугубо удар по бдительности!