– Зачем?

Он снова покосился на камеру:

– Пока я не могу вам этого сказать.

– Но вам придется. Разве не за этим вы здесь? Если вы действительно хотели предложить перемирие, то как вы себе это представляли? «Нам нужна ваша помощь, а в чем – не скажем»?

– Мы не знали, насколько вы продолжаете нас ненавидеть, – пояснил Сэмм. – Полагали, что нам удастся уговорить вас работать вместе. Но когда меня поймали и привезли сюда, когда я увидел, что тут творится… я понял, что это невозможно. Однако вы, Кира, прислушиваетесь ко мне. Более того, вы понимаете, что поставлено на кон. И когда речь идет о выживании вашего вида, можно заплатить любую цену.

– Так расскажите мне, в чем дело, – попросила Кира, – забудьте вы о камерах, о том, что нас кто-то слушает, и объясните, что происходит.

Сэмм покачал головой.

– Дело не только в том, что они мне не верят, – ответил он. – Если они узнают, зачем я здесь, меня тут же уничтожат.

Пришел черед Киры коситься на камеру. Девушка вдруг почувствовала себя неуютно. Сэмм покачал головой и посмотрел на свои раны:

– Не страшно, они и так знают, что я что-то скрываю.

Кира скрестила руки на груди и откинулась на спинку стула. Что же за страшная тайна, за которую его могут убить? Что-то, чего они не хотят слышать, или наоборот? Кира ломала голову, пытаясь подыскать правдоподобное объяснение. Что, если Сэмм и вправду бомба, как они и боялись, а сам партиал полагает, что Сенат хочет от него избавиться? Но тогда при чем тут мир?

Мир. Именно на это Кира надеялась вчера, когда говорила с Маркусом. Так хотелось протянуть руку и пощупать этот мир, попробовать на вкус, понять, что же это такое – жить, ничего не опасаясь. Они не знали покоя с тех самых пор, как был принят Закон надежды, Голос поднял восстание, и остров стал медленно погружаться в пучину хаоса. Да и в прежние годы люди не почивали на лаврах: после эпидемии отчаянно пытались наладить жизнь, до эпидемии случилось восстание партиалов, а еще раньше – Война за Изоляцию, для которой, собственно, и были созданы эти существа. С самого рождения Кира обитала в мире, раздираемом противоречиями, да и прежний был не лучше. Они балансировали на грани уничтожения, и у каждого было свое решение, но только Кира додумалась искать помощи у партиалов. Предположила, что люди и партиалы смогут работать вместе.

Да, до этого дня она была единственной. А теперь вот партиал предложил то же самое.

– Нет, – медленно проговорила Кира. Ее вдруг охватило подозрение. – Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Вы как будто говорите именно то, что я хочу услышать, – Кира покачала головой. – Я вам не верю.

– Да зачем нам врать? – удивился Сэмм. – Ведь продолжение рода – основной инстинкт для любого существа. Дать жизнь будущим поколениям, чтобы они увидели завтрашний день.

– Но у вас никогда не было семьи, – возразила Кира. – У партиалов не бывает семей, они не растут и понятия не имеют, как это. Что, если продолжение рода – всего лишь фантомный инстинкт, сохранившийся лишь в каком-нибудь утраченном обрывке ДНК?

Кира вдруг вспомнила про собаку. Тогда она показалась девочке огромной – рычащая груда мышц с острыми зубами. Собака гналась за Кирой по парку или саду: там было зелено, росла трава и цветы. Девочка перепугалась до смерти, собака ее чуть не укусила, и тут вдруг появился Кирин отец. Он не отличался ни особой силой, ни высоким ростом, но закрыл собой дочку от пса. Кажется, собака его сильно покусала. Он пожертвовал собой ради спасения дочери. Таковы уж отцы.

– У нас нет родителей. Как вы думаете, что это о нас говорит? – Кира подняла глаза и поймала взгляд Сэмма. – Я не имею в виду конкретно нас, не имею в виду детей: я о целом обществе, которое не знает отцов. Даже два общества, оставшихся без родителей. Как вы думаете, это на нас повлияло?

Сэмм ничего не ответил, но и взгляд не отвел. В его глазу блеснула слеза: Кира впервые видела, чтобы партиал плакал. Живущий в душе Киры исследователь хотел взять образец на анализ, чтобы выяснить, как и почему плачет пленник, каков состав его слез, а женская половина подумала про Закон надежды: проголосовал бы за него обычный гражданин, если бы знал, что выполнять это постановление придется его дочери?

Кира перевела взгляд на компьютер, но не видела изображения на экране: перед глазами девушки вставали картины с Манхэттена. Вот партиалы атакуют, вот Гейб лежит ничком в коридоре, там, где его застрелили. Если партиалы пришли с миром, зачем они убили Гейба? Кира нахмурилась: гибель Васичека не вязалась с торжественными заявлениями Сэмма о собственной невиновности. Они ведь даже не попытались с нами поговорить. Чепуха какая-то.

Кира постаралась отыскать хоть какие-то аргументы в пользу того, во что ей так отчаянно хотелось верить. Что сказали партиалы перед тем, как мы устроили взрыв? Кира напрягла память. «Что это за группа?» Она ясно слышала эти слова – по крайней мере, ей так казалось. Какая еще группа? Они что, ждали кого-то еще, может, какую-то банду или отряд Голоса? Можно ли считать удачей, что они наткнулись на Киру, единственного человека, который готов был их выслушать?

Или же Сэмм говорит ей ровно то, что она хочет услышать?

Вдруг дверь с жужжанием распахнулась. Заревели дезинфекционные воздуходувы. Вбежал Шейлон с пластиковым шприцем, полным крови, и бросился к Кире.

– Сестра велела передать это тебе, – выпалил он, протягивая девушке шприц. – Она сказала, ты знаешь, что с ним делать.

– Тебе сюда нельзя, – запротестовала Кира.

– Она сказала, это срочно, – ответил Шейлон и уставился на Сэмма. – Так это он?

Кира осторожно взяла шприц; тот был теплый от крови внутри:

– Что это?

– Она сказала, ты знаешь, – пожал плечами Шейлон. – Это из родильного.

Кира широко раскрыла глаза.

– Так это кровь новорожденного! Значит, какая-то мамочка сегодня родила! – Кира бросилась к столу и принялась поспешно доставать предметные стекла, пробирки и пипетки. – Не знаешь, кто родил?

– Сестра сказала, ты знаешь, что с этим делать!

– Да знаю, знаю, – отмахнулась Кира. – Успокойся. Ради бога, только не Мэдисон. Девушка быстро и аккуратно выдавила каплю крови на стекло и устремилась к компьютеру. – Это незараженная кровь, представляешь? Дети рождаются здоровыми, а потом их атакует вирус. Счет идет на минуты, если не на секунды, и нам надо успеть до того, как вирус мутирует и попадет в кровь. – Кира ввела команды и снова бросилась к столу, чтобы подготовить следующий препарат. – Вирус может передаваться по воздуху и через кровь, и я пытаюсь выяснить, как они превращаются друг в друга. Включи микроскоп.

– Это который?

– Вон тот.

Кира с предметным стеклом в руках подбежала к микроскопу, рывком открыла смотровую камеру, сунула туда препарат, щелкнула выключателями и нетерпеливо забарабанила пальцами по зрительной трубе, пока микроскоп загружался. Когда загорелся экран, Кира запустила сканер, дав компьютеру команду искать вирусы. Негромкий звонок тут же сообщил, что обнаружен один из видов, передающихся по воздуху, и Кира поспешно раскрыла изображение. На экране появился крошечный вирус, ярко-красное пятно на сером фоне. Он уже начал трансформироваться, но изображение было четким – переход от одной фазы к другой. Микроскоп был высокотехнологичный, но с таким увеличением снять видео было невозможно. Раздались еще звонки: компьютер обнаружил новые формы вирусов.