Я ойкаю и краснею. У меня юбка задрана едва ли не до талии, а в домах люди, и окна у них не зашторены, и вообще ещё толком не стемнело.

— Парни, давайте домой пойдём… — мычу в губы Дану, и он целует меня жарко и жёстко, как умеет только он.

— Не дойдём, — рычит Макс и, развернув меня к себе лицом, тоже целует — нежно и жадно.

Я понимаю, чем всё кончится. Тело моё не сопротивляется, только остатки моральных ценностей давят на совесть, и я тихо шиплю на оборотней, пытаясь объяснить, что не согласна на секс в общественном месте.

Улица — это общественное место!

Вон сосед, который вышел на крыльцо, тоже так считает. Он шума не поднимает, но смотрит на нас недовольно. Понятное дело! Я бы тоже возмутилась, если бы какая-нибудь парочка решила потрахаться практически на моей лужайке.

Макс заботливо одёргивает моё платье и ведёт куда-то под локоть, пока его брат «салютует» соседу в качестве извинений.

— Пойдёмте домой, пожалуйста, — хнычу.

— Нет, — мой псих догоняет нас с Максом и по-хозяйски кладёт лапу мне на попу.

Для братьев в такие моменты весь мир — одна большая койка. Заходим за угол и оказываемся в тупике. Отсюда немного видно широкую оживлённую дорогу, а с дороги видно нас, но кого это волнует? Только меня…

Парни расставляют «экспозицию» за секунды — Дан у глухой стены дома, я спиной к нему. Он прижимает меня к себе, обхватив одной рукой под грудью, а другой поднимает под бёдра и держит на весу. Ощущаю себя кусочком ваты в сильных руках… и в голове у меня мягкий хлопок, вместо мыслей.

— Братишка, наша Омежка гуляет без белья, — хрипит Макс, вклинившись у меня между ног и нагло лапая меня под юбкой. — Ну точно! — рычит.

А мне уже почти плевать на общественность. Я ничего не чувствую, кроме возбуждения, бегущего ядом по венам. Боже, они меня до ручки доведут!

— Плохая девочка, — Дан ощутимо кусает меня за загривок.

— Неправда! — кричу, и плюшевый зверь накрывает мой рот ладонью.

— Это, по-твоему, бельё, чудо? — он натягивает стринги, ткань врезается в безумно чувствительный сейчас клитор. — Три ниточки, а не бельё.

Вот чёрт! Теряя контроль, постанывая, кусаю его пальцы, а щёки горят. Каждый раз так — я смущаюсь, краснею и хочу моих волков. До безумия хочу! А они нарочно тянут из меня «демонов». Знают изверги похотливые — чем дольше меня мучить, тем жарче я им отдамся. Изучили меня, вызубрили и пользуются этим.

Лапа Дана ныряет в вырез платья, мнёт мою грудь. Убедившись в отсутствии лифчика, он в наказание до сладкой боли сжимает пальцами сосок. Со стоном выгибаюсь, чувствуя, как нетерпеливо скользят по бёдрам руки Макса.

— Нет у тебя, Омежка, инстинкта самосохранения, — он хищно улыбается и сдёргивает до колен свои шорты.

Облизываю пересохшие губы, чувствуя у себя между ног горячий, готовый к бою стояк Макса, и тихо выдыхаю. Позора не избежать — вести себя тихо у меня не получится. Отодвинув тонкую полоску трусиков, младший входит в меня резко на всю длину члена, заставив вскрикнуть, а Дан тут же закрывает мне рот поцелуем — горячим, сладким, таким, что дышать нереально. С каждым толчком плюшевого зверя сдерживать эмоции становится всё сложнее. Я жадная до ласки, между двух рычащих от нетерпения оборотней…

Омега. Я истинная сразу для двоих волков, которые скоро станут моими мужьями. Этот факт превращает реальность в сюр. Семейные пары в моём местами не развращённом сознании занимаются сексом дома в кровати. Но только не мы…

Макс стискивает грубо и немного больно лапами мои бёдра и двигается во мне размашисто, яростно. Я едва не вгоняю ногти ему под кожу. Дан насаживает меня на член брата до упора, и мы с Максом приходим к финалу почти одновременно. Кончаем ярко и вкусно. Мои внутренние «демоны» довольны, но не до конца.

Я ныряю в омут чёрных глаз Макса, и голова идёт кругом… Боже, я нимфоманка! Получив один оргазм, хочу ещё. Сразу. Сейчас. Привыкла, что секс — это двойное удовольствие, и не могу представить, что может быть иначе. Цепляясь за шею младшего, пытаюсь двигать бёдрами, чтобы продлить кайф. Я неловкая — плохо себя контролирую, но это только сильнее заводит.

Дан снимает меня с Макса и ставит на землю. Ноги мои не слушаются, подгибаются. Хватаюсь за предплечья старшего, смотрю на него, почти умоляя взглядом — давай уже. Но он не торопится. Унимает мой пыл хорошим таким шлепком по ягодице, и я возмущенно охаю, но ощущаю руки плюшевого зверя на попе — ругаться больше не хочется. С братьями всегда так — мистер псих раззадоривает меня, а плюшевый зверь успокаивает. Равновесие, дзен, эмоции в идеальной пропорции.

— Это тебе за то, что не слушаешь нас и уходишь гулять одна, — Дан расстёгивает ширинку, освобождает член из тесного плена джинсов.

Макс сзади поддерживает меня под бедро рукой, заставляя поднять ногу выше — спасибо, растяжка, что ты у меня есть. Мой псих, обхватив напряжённый ствол кулаком, припечатывает горячую головку к входу и смотрит мне в глаза, щурится.

— Ну же! — дрожу.

— Не-а, — узкие губы Дана плывут в хищном оскале.

Я хнычу жалобно, а мой псих дышит часто, отрывисто, чуть насаживая меня на себя, дразнит…

— Садист… — я хриплю, задыхаясь, и чувствую, как пальцы Макса надавливают на клитор.

Тело прошивает волна острой, как бритва, дрожи. Это причиняет почти физическую боль — мои мышцы напряжены до предела, а такой нужной разрядки нет. Вдох, и я замираю, забыв выдохнуть.

— Забудь о плохом, Мия, — шепчет Макс. — В человеческой клинике ошиблись… Слышишь?

Я слышу. Киваю, кусая губы, и понимаю, что ощущения сейчас безумно похожи на то, что я чувствовала сегодня на УЗИ. У меня почти отобрали счастье. Заставили балансировать на грани радости и разочарования. Но у них ничего не вышло. Мои парни рядом — это всё решает. Пусть доктора идут на хрен и маму мою с собой прихватят. Всё у нас с братьями будет — семья, дети… Всё!

Дан прекращает пытку. Я всхлипываю от резких, рваных движений старшего оборотня в себе, ощущаю горячие прикосновения губ младшего на шее и плечах. Дан целует меня наотмашь, и я сжимаюсь от волнительно сладкого ураганного оргазма. Мой псих разрывает поцелуй и, прижавшись лбом к моему лбу, тоже кончает. Я смотрю на его губы — тонкие, приоткрытые…

Момент запредельной близости для нас троих заканчивается воем полицейских сирен со стороны дороги, и мы ведём себя как и положено нарушителям общественного порядка — стараемся свалить быстрее.

Сумасшедший день, сумасшедший вечер и сумасшедшие мы. Но, чёрт возьми, мне нравится моя жизнь. Наша жизнь. Одна на троих.

Омежка уснула на диване в гостиной. Хорошо мы зажгли, у меня адреналин ещё не выветрился… Я укрыл Мию пледом и устроился рядом с ноутом на коленях. Решил поискать в инете детскую кроватку. Мой нос «сломался», но я сердцем чувствовал — волчонок есть. Нам с Максом ясно — человеческие врачи облажались.