Казак коротко поклонился, вышел из кельи и с громким стуком побежал вниз по лестнице.

– Третья армия… – в изумлении пробормотал царевич. – И кто теперь посмеет сказать, что сам Всевышний не на моей стороне?!

Дмитрий спохватился, повернулся в угол с иконами, опустился на колени и многократно размашисто перекрестился.

* * *

Полки царского войска простояли на месте битвы полных три дня. Боярин Петр Басманов дал войскам отдохнуть, а заодно – чего уж греха таить? – разграбить захваченный лагерь крамольников и обобрать собранные на поле брани тела. Погибших бунтовщиков закопали, раненых и павших боярских детей отправили в Новгород-Северский, кого на излечение, а кого на отпевание.

К полудню четвертого дня победители наконец-то погрузились на сани и телеги, и длинный обоз двинулся в наступление на крепость Кромы, что стояла в самом центре присягнувших самозванцу земель, защищая перекрестье путей между бунтарскими селениями. Спустя еще пять дней воевода Басманов самолично повел три сотни боярских детей вперед и въехал в обширный богатый поселок.

Кромы выглядели тихо и мирно – селяне не стали жечь своих домов, дабы оставить подступающего врага без теплого укрытия на зимнем ветру. То ли добро свое пожалели, то ли особо обороняться и не собирались. Петр Федорович понадеялся на второе, мысленно уже решив никого в городке не карать, не казнить – выпороть для острастки старших, оштрафовать остальных, позволить небольшой грабеж, дабы ратники не скучали, посадить кого-нибудь из пожилых боярских детей командовать – пару дней отдохнуть и двигаться дальше.

Однако, когда всадники, промчавшись по тихим улицам, приблизились к воротам черной бревенчатой крепости, с угловых башен внезапно грохнули выстрелы.

Бояре тут же потянули поводья и дали шпоры скакунам – кому же охота по-глупому пулю в голову или живот получить? Промчавшись вдоль стен и отвернув по ближним улицам, они снова вынеслись на главную дорогу, ведущую к крепостным воротам. Однако теперь всадники встали на безопасном удалении, издалека оглядывая выстроенную ровным прямоугольником твердыню.

Примерно три сотни шагов в длину и ширину, с четырьмя башнями, со стенами в четыре человеческих роста высотой и примерно такой же высоты валом, Кромы имели обширные амбары и погреба, и полный снаряжения арсенал, накопленный за долгие мирные десятилетия. Внутренний двор с легкостью вмещал все мирное население окрестных земель, а также мог принять пару тысяч ратных людей с лошадьми. Ведь для того, собственно, крепости и строят.

Однако ни одно, даже самое могучее укрепление ничего не стоит без обороняющих его людей. Есть ли в Кромах достаточно воинов? Вот какой вопрос мучил воеводу более всего…

Петр Федорович повел плечами от внезапно подступившей зябкости и тронул пятками коня, вынуждая его медленным шагом подъехать почти к самому подъемному мосту, громко крикнул:

– С вами говорит первый воевода Большого полка войска государева боярин Басманов! Именем государя нашего Бориса Федоровича повелеваю вам открыть ворота ополчению боярскому и впустить его для отдыха!

Воевода намеренно не стал ничего говорить ни про бунт, ни про польского самозванца, даруя местным жителям возможность сделать вид, что ничего у них в городе не случилось, никакой крамолы не возникало. Откроют ворота, скажут, что некие бунтовщики приходили, да задерживаться не стали – а они люди мирные. Сами же еще и пострадавшими окажутся, без защиты воеводой-предателем брошенными. Петр Федорович проведет скорое следствие, сделает вид, что поверил. Пару неудачников выпорет, с других денег возьмет, стрельцы чуток пошалят – тем дело и кончится. Царскому войску терять время понапрасну не с руки. Ему бы побыстрее порядок законный установить да дальше двигаться. Лишняя кровь не нужна никому.

– Не знаем мы никакого царя Бориски и знать не хотим! – громко ответили ему с надвратной площадки. – Государю Дмитрию Ивановичу мы присягнули, сыну великого государя Ивана Васильевича, коему отцы наши присягали. Сему крестному целованию до конца верны останемся!

– Нет никакого Дмитрия! – ответил боярин Басманов. – Вранье все это! Самозванец он польский, расстрига беглый!

– Сам ты расстрига! – захохотали в крепости. – Ступай отсель подобру-поздорову! Не знаем царя Бориски! Сам ему кланяйся!

На надвратной площадке появились пищальные стволы, на стене тоже, из бойниц угловых башен многие стрелки тоже прицелились Петру Ивановичу, как показалось, в самое сердце. Однако палить не стали – звание переговорщика уважили. И это достойное поведение кольнуло сердце воеводы нехорошим предчувствием. Оно означало, что в твердыне закрылась не какая-то испуганная шелупонь, не впервые схватившаяся за оружие голытьба, а воины дисциплинированные и опытные.

О том же говорило и регулярное появление на стене людей, опрокидывающих наружу воду из увесистых деревянных бадеек. Защитники крепости заливали вал, дабы ледяная корка превратила его в непреодолимое для атакующих препятствие. В такое укрепление хоть целую вечность ядрами лупи – поврежденное место потом опять водой обольют, вот и весь ремонт.

– До утра вам времени на размышление дарую! – привстал на стременах боярин Басманов. – Коли ворот не отворите, за крамольников сочту! Огнем и мечом зачищать стану!

– Одумайся, боярин! – вместо обычных в таких случаях оскорблений внезапно предложили воеводе. – Отрекись от Бориски-изменника, истинному государю присягни! С нами бог и правда! Присяге и предкам своим изменяешь, боярин! В аду гореть придется!

– Это мы еще посмотрим, кто первый загорится! – Петр Федорович повернул коня и поскакал к своим сотням.

Он насчитал на стенах и в башнях никак не меньше сотни стволов. А значит, взять крепость с ходу не получится.

Когда у защитников всего десять-пятнадцать стрелков да пара тюфяков, тогда да – можно пушки сразу перед воротами поставить, залпом створки вынести да внутрь конной лавой ворваться. Из стволов огненных точно стрелять невозможно, заряжаются они долго. За время таковой атаки пищальщики человек десять-пятнадцать поранят, тем потери и обойдутся.

Когда пищалей больше сотни, стрелки перебьют пушкарей еще прежде, нежели те успеют к залпу изготовиться. Да и из атакующих частой пальбой половину покалечат. Картечью по лаве стрелять – точности особой не требуется. Только заряжать успевай…

Разумеется, устоять супротив шеститысячной армии с большим пушечным нарядом у крепости все едино никаких шансов не имелось. Однако правильная осада, с рытьем сап, строительством укрытий для осадных батарей и установкой тынов на опасных направлениях займет никак не меньше полумесяца. Да еще нужно угловые башни разбить, дабы лишить защитников возможности безопасно стрелять по атакующим. На это еще две-три недели потратится.

Похоже, на ближайший месяц царская рать застряла накрепко.

– Игнат Ярославович, возьми полусотню, обойди Кромы и там, за крепостью встань, дабы никто ни подойти, ни выйти не смог, – подъехав к боярским детям, распорядился воевода. – Тебе же, Замятня Иванович, повелеваю с сотней напротив ворот укрепиться. Остальные за мной!