В сторону Хисара, навстречу вражескому войску, был выслан небольшой отряд. Когда неприятель приготовился отразить его на первый взгляд безрассудную атаку, на горизонте возникли развернутые знамена основных сил под командованием Хумаюна. Этот нехитрый маневр позволил авангарду отряда атаковать ошеломленного противника. Войско султана отступило назад, чтобы принять боевой порядок, что было крайне опасной затеей перед лицом атакующих монголов. Военачальники Хумаюна, вооружившись пиками, возглавили преследование дрогнувшего и обратившегося в бегство врага и захватили несколько сотен пленных, а также слонов и другие трофеи.

По возвращении Хумаюна Бабур устроил небольшой парад, закончившийся расстрелом пленных из мушкетов, а затем наградил своего сына землями Хисара, боевым конем и почетным халатом, упомянув об этом событии в своем дневнике. «Это было первое выдающееся дело и первый поход Хумаюна; оно явилось прекрасным предзнаменованием на будущее», – записал счастливый отец.

Чтобы произвести еще большее впечатление на своих приближенных, Бабур устроил церемонию, отпраздновав тот день, когда его сын впервые приложил к лицу бритву. Хумаюну тогда исполнилось семнадцать.

Однако Бабур все еще не решался вывести войско из безопасных ущелий и едва продвигался вперед, надеясь, что превосходящий по силе противник рискнет предпринять атаку на пересеченной местности. Этого не произошло. Достигнув верховий реки Джамны, основного притока Ганга, Бабур разбил лагерь и в ожидании сражения принялся, как обычно, исследовать окрестности.

«Я перешел реку Джамну у переправы и осмотрел Сарсаву; в этот же день мы ели маджун. В Сарсаве есть источник, из источника изливается немного воды. Это неплохое место. Турди-бек Хаксар хвалил его, и я сказал: «Пусть оно будет твое!» По этому случаю Турди-бек получил Сарсаву. Я велел построить на лодке помост и иногда прогуливался на лодке, а иногда совершал на ней целые переходы».

Несмотря на внешнюю беззаботность, Тигр испытывал растущее беспокойство из-за настроений в войске. В результате новой переписи выяснилось, что численность войска меньше, чем он того ожидал. Некоторые воины не выдержали напряженного ожидания битвы и покинули лагерь.

«Некоторые воины очень боялись и волновались, хотя для страха и волнения не было причин: кроме того, что от века предопределил Господь, ничего не могло случиться. Однако и упрекать этих людей тоже не за что – они имели право тревожиться. Ведь они прошли два или три месяца пути от родины, им приходилось иметь дело с чужим народом. Ни мы не знали их языка, ни они не понимали нашего. Наличное войско врага исчисляли в один лакх; слонов у султана Ибрахима и его эмиров насчитывалось, как говорили, около тысячи; казна, оставшаяся от отца и деда, была вся в его руках звонкою монетой. Говорят, султан Ибрахим не сумел удовлетворить своих воинов и не согласился раздать свою казну. Да и как мог бы он удовлетворить воинов, когда в естестве его преобладала скупость?.. Султан Ибрахим был неопытный юнец: ни при переходах его не было порядка, ни на стоянках, ни в походах не было видно рвения, ни в битвах».

В этих записях, сделанных через несколько недель после решающего события, прослеживается явная тенденция выдать желаемое за действительное. Несмотря на то что Бабур сознательно не принимал в расчет слухи о численности армии Ибрахима, он знал, что предусмотрительный делийский монарх возглавляет такую конницу, по сравнению с которой его собственная казалась просто мизерной. Новобранцев в делийскую армию поставляли воинственные племена, численность которых превышала население Кабула в четыре раза. В течение уже двух поколений вожди этих племен не знали поражений. Сам Ибрахим ожидал сражения в тридцати милях от своей цитадели – нескольких городов, имевших общее название Дели; Тигра же отделял от родных вершин долгий путь, а также воды Инда.

Всю последнюю неделю перед сражением его армия строила укрепления в окрестностях селения Панипат. Вдоль линии укреплений были выставлены семьсот повозок, скрепленных между собой ремнями из сыромятной кожи. Между рядами повозок Бабур распорядился оставить широкие проходы, в которых разместили турецкие пушки, оградив их цепями. Другие проходы предназначались для прикрытых кожаными щитами мушкетеров. Более широкие разрывы предусмотрели для того, чтобы пропустить через них идущую в атаку конницу – примерно две сотни всадников. Внешние края линии обороны укрепили рвами и поваленными деревьями.

Для устрашения врага турецкие мастера изготовили батарею фальшивых орудий.

Итак, Бабур занял оборонительные позиции, предусматривавшие и возможность перейти в наступление. Однако делийская армия не предпринимала никаких попыток его атаковать. Но и кабульское войско не могло отойти со своих безопасных позиций.

Тогда Бабур выслал против вражеского фланга ударный отряд под командованием доверенного военачальника Чин Тимур-султана, бывшего его двоюродным братом по монгольской линии. Чин Тимур вернулся с добычей и пленными, однако преследовать его никто не пытался. Набеги конных лучников, досаждавших неприятелю тучами стрел, также остались без ответа.

Вскоре произошел случай, который смешал все планы Бабура. Некоторые из вновь примкнувших к Бабуру хиндустанцев уговаривали его предпринять ночную вылазку в расположение противника. Он согласился на это и выслал их вперед, сам же возглавил конный отряд, приведенный в полную боевую готовность, чтобы в случае нужды поддержать атаку хиндустанцев. Как часто бывает, в ночной темноте нападающие сбились с пути и не смогли выйти к линии обороны делийцев. Перед рассветом их атаковала кавалерия султана, усиленная несколькими слонами. Темнота усугубила неразбериху, и атакующие повернули вспять, а Мухаммед Али Дженг-Дженг был ранен навылет в ногу. Хумаюну было поручено прикрывать отступление, с чем он справился вполне успешно.

Это приключение, однако, воодушевило Ибрахима и его полководцев, которые решили попытать удачи и, дождавшись рассвета, предпринять атаку на монгольские укрепления. «В пятницу, во время предрассветной молитвы, от дозорных пришли сведения, что враги построились и идут. Мы надели доспехи, вооружились и тоже сели на коней».

То, что случилось в тот день, 20 апреля 1526 года в долине Панипат, не совсем ясно. В дни своей юности Тигр сам водил в бой свое войско и находился в его первых рядах. При Панипате, как и при Баджауре, он оставался в командном пункте, в тылу у сражающихся. С тех пор его записи сообщают лишь о назначении командиров, приказах и передвижениях войск.

Мы можем представить себе тяжелую поступь султанской конницы, возобновившей свое наступление после минутного замешательства, вызванного видом вражеских укреплений. Несмотря на то что многие представители хиндустанской знати не одобряли своекорыстного Ибрахима, в бой они шли с безудержной храбростью.

Почти тотчас Бабуру пришлось ввести в бой резервы, чтобы поддержать правое крыло своей обороны. Повсеместно вдоль линии укреплений были расставлены мобильные отряды, изначально отведенные в тыл в ожидании контратаки. Мы можем мысленно представить, как Мухаммед Али Дженг-Дженг, ограниченный в движениях из-за своей раны, ведет в бой своих людей и передовые слоны противника поворачивают назад под градом сыплющихся на них стрел, а тем временем монголы под прикрытием рвов упорно отбивают атаки, обрушившиеся на левый фланг, а турецкие канониры методично производят залпы из своих орудий.