Этот ошалевший старик невнятно пробормотал несколько слов, но не мог ничего возразить; да где ему было ответить на такие убедительные слова. Решили так: домочадцев и женщин Даулат-хана оставить ему, а все остальное имущество, какое есть, отобрать. Даулат-хану было приказано разбить лагерь возле шатров ходжи Мир Мирана.

В субботу, двадцать второго числа месяца раби первого, я сам вышел и поставил свой шатер на возвышенности, напротив ворот крепости Милват, чтобы домочадцы и женщины Даулат-хана могли безопасно выйти из крепости. Али-хан вышел и поднес в подарок несколько ашрафи[46]. Около полуденной молитвы начали выходить домочадцы и женщины Даулат-хана. Хотя утверждали, будто Гази-хан покинул крепость и ушел, но некоторые люди говорили: «Мы видели его в крепости». Поэтому я поставил у ворот своих приближенных и телохранителей, которые должны были следить за каждым подозрительным человеком, чтобы Гази-хан не обманул нашу бдительность и не ушел: ведь моей основной целью было захватить Гази-хана. Если кто спрячет, с целью вынести, жемчуг и драгоценности, их тоже было приказано отбирать. Я поставил шатер на пригорке перед воротами и провел там ночь. Утром… некоторые из моих приближенных получили приказ войти в крепость и забрать находившуюся там казну и имущество. Люди подняли у ворот крепости большой шум. Для острастки я пустил несколько стрел, и вдруг шальная стрела попала в чтеца Хумаюна-мирзы. Проведя две ночи на этой возвышенности, я вступил в крепость и осмотрел ее. Я зашел в книгохранилище Гази-хана. Там оказалось несколько ценных книг: некоторые из них я отдал Хумаюну-мирзе, другие отослал Камрану [в Кандагар]. Научных сочинений было там немало, но стоящих книг нашлось не так много, как представлялось с первого взгляда… Крепость Милват мы поручили Мухаммеду Али Дженг-Дженгу, который со своей стороны оставил там своего брата Аргуна с отрядом йигитов, в крепость были также назначены в качестве подкрепления человек двести пятьдесят хазарейцев и афганцев. Ходжа-и-Калан нагрузил несколько верблюдов газнийским вином. Стоянка Ходжи-и-Калана находилась на холме, господствующем над лагерем и крепостью. Там он устроил пирушку. Некоторые пили вино, другие пили арак; хорошая была пирушка!»

Даже в такой напряженный момент Тигр не забыл о подходящем некрологе для своих побежденных противников. Даулат-хан, записал он, умер по прибытии в Султанпур, город, который он строил в годы своего могущества. Поскольку его сын Гази по-прежнему скрывался в горах, Бабур отказался от его преследования, отнесшись к нему как к противнику, недостойно бежавшему с поля боя и бросившему отца, братьев и сестер, а также книги. И он процитировал стихотворение Саади о «человеке без чести», который заботится о своих телесных удобствах, ради которых обрекает на лишения жену и детей.

Среди воинственных мусульман понятие личной чести было не просто поэтическим образом. Несмотря на то что падишах, в сущности, был захватчиком и предводителем грабительской орды монголов, тюрков и афганцев, современники отмечают, что при всей его беспощадности в бою он держался с большим достоинством и часто демонстрировал неожиданное милосердие к пленным. Когда он, переправившись через Рави, замедлил продвижение своей армии, к нему начали прибывать хиндустанские вельможи с дружественными визитами, а также послания от них. Бабур не преминул отметить, что это было очень кстати в стране, где на каждом холме располагалось селение, а на каждой скале – мощная крепость. Даже заросли, кишевшие обезьянами и павлинами, были полны жизни. Из одного такого горного убежища спустился дряхлый Алам-хан, чтобы принести падишаху клятву верности, – он шел босой, в полном одиночестве. Узнав о его приближении, Бабур выслан навстречу конный эскорт, чтобы хан мог прибыть с достоинством. Старший представитель рода делийских султанов как нельзя лучше подходил на роль его ставленника, поэтому при встрече своего вероломного союзника Бабур употребил весь свой дипломатический такт.

Дилавар, совестливый сын другого врага Тигра, также прибыл в его расположение и был облечен властью решать вопросы, связанные с назначением выкупа за высокопоставленных заложников. Пригретое первым весенним солнцем войско легко продвигалось вперед, бодро шагая вдоль подножия заснеженных Гималаев. Раздав наиболее заслуженным ветеранам щедрые земельные угодья, предварительно отнятые у тех, кто осмелился поднять оружие на падишаха, Тигр намекнул хиндустанским вельможам, что им будет гораздо выгоднее служить ему, чем его противникам. Очевидно, он уже успел обдумать распорядок своего будущего правления.

Возле Сихринда в его лагерь прибыл высокомерный хиндустанец, представившийся посланником султана Ибрахима, сына султана Искандера Лоди, правителя Дели, и потребовал, чтобы Бабур в свою очередь отправил своих людей на переговоры с султаном. По какому-то наитию Бабур подозвал двух воинов из ночного дозора и отправил их к султану. «Ибрахим велел бросить этих незначительных людей в узилище, откуда они потом бежали во время сражения».

Последовавший за этим сообщением приступ красноречия напоминает размышления Наполеона накануне сражения.

«Я поставил ногу в стремя решимости, взял в руки поводья упования на Бога и пошел на султана Ибрахима, сына султана Бахлула Лоди, афганца. В то время столица его находилась в Дели, и земли Хиндустана были ему подвластны; говорили, что он может выставить один лакх войска, а слонов у него и у его беков насчитывали около тысячи…

Сделав одну ночевку, мы остановились на берегу потока… Мы поехали прогуляться вверх по реке. Она берет начало из родника в трех или четырех курухах выше Читра. Поднимаясь вверх по реке, мы увидели небольшой ручеек на четыре или пять мельниц, изливавшийся из широкого ущелья; это очень приятное место с прекрасным воздухом. Там, где ручеек вытекает из ущелья, я приказал разбить большой сад… на этой стоянке мы узнали, что султан Ибрахим, стоявший по сю сторону от Дели, выступил и двинулся вперед и что Хамид-хан Хасан-Хаил, сборщик податей в Хисар-Фирузе, с войском выступил оттуда и тоже прошел пятнадцать курухов в нашу сторону. Мы послали Китта-бека к лагерю султана Ибрахима, чтобы узнать новости; Мумин Атка был отправлен за новостями в Хисар-Фирузу… Мы вышли из Амбалы и остановились на берегу одного озера».

Очевидно, падишаху очень не хотелось покидать гористую местность, где его кабульские ветераны могли чувствовать себя как дома. Как обычно, ему удалось залатать прорехи в своем войске с помощью новобранцев, однако он отдавал себе отчет, что в их рядах удастся добиться лишь видимости дисциплины. Получив известие о неспешном наступлении Ибрахима, он немедленно отправил все сильное правое крыло своего войска в долину, навстречу приближающемуся со стороны Хисара неприятелю. Брошенное в наступление крыло было поручено Хумаюну, чтобы испытать молодого царевича в бою. Однако вместе с сыном Бабур отправил в наступление и всю верхушку командного состава армии, куда входил блестящий стратег Ходжа Калан, опытный организатор Хосров Кукулдаш и испытанный в боях Мухаммед Али Дженг-Дженг. Вероятно, в таком обществе сам Хумаюн уже был не нужен, однако он должен был принять участие в сражении.