– Князь Ростислав Володаревич! – тихо сказал сам Ростислав, поднимаясь по ступенькам.

За время их бурной и продолжительной беседы он, отчаянно волнуясь, дошел почти до середины лестницы, прислушиваясь и стараясь понять, здесь ли Крестя.

Забела охнула. Она никогда не видела Ростислава, но сразу поверила, что это он.

– Позови мне Крестю, да смотри княжну не беспокой! – велел он, и Забела, толкнув плечом дверь, исчезла в темноте.

Пробравшись в горницу, которую занимала Прямислава, Забела остановилась на пороге и в раздумье огляделась. Повсюду слышалось дыхание спящих женщин: из-за тесноты челядинки спали на полу, а Прямислава и две боярыни устроились на лавках. Крестя угнездилась в дальнем углу, свернувшись на сундуке, но Забела не торопилась ее будить. Она не могла взять в толк, зачем тихоня послушница понадобилась чужому мужчине, к тому же князю, да еще жениху самой княжны! Чтобы перемышльский князь, приехав в город, где ждет его невеста, искал свидания с какой-то Крестей?

– Ну, что там? – шепнула со своей лежанки Прямислава. – Ты ходила?

Весь остаток вечера они гадали, кто приехал и теперь ужинает в гриднице, но к ним не присылали ни с какими новостями. И вот, когда все заснули, Прямислава отправила Забелу на разведку.

– Ходила! – Осторожно перешагивая через спящих на полу холопок, Забела скользнула к лежанке и пристроилась на краешке. Прямислава села на перине; наклонившись к ней, разведчица зашептала: – Там какой-то пришел, Крестю спрашивает!

– Крестю? – шепотом ахнула Прямислава. – Какой – «какой-то»?

– Здоровый такой. Говорит, Звонибор… не помню по батюшке.

Прямислава вспомнила Звоняту, который всегда околачивался рядом с Ростиславом, а Забела продолжала:

– Кристину, говорит, позови, послушницу из Апраксина монастыря. Я спрашиваю, тебе зачем, а он отвечает, дескать, поговорить с ней хотят.

– Кто хочет?

– Князь Ростислав Володаревич!

Прямислава ахнула: от неожиданности она больше встревожилась, чем обрадовалась.

– И сам он там был, – шепотом продолжала Забела. – Половец такой по виду, но вроде ничего себе. Ведь это он?

– Да.

– Ну и чего? С какой радости им Крестя нужна? Будить ее, нет?

– Нет! – Прямислава живо откинула одеяло. – Где она?

– Да вон, на ларе. Свернулась, как собачка.

– Ты ее подрясник видишь?

– Темно, как в печке! – Забела вглядывалась в темноту. – Под голову, что ли, положила?

– Можешь вытащить? Только тихо, чтоб не проснулась.

Забела схватила чью-то сорочку, первую, что попалась под руку, неслышно скользнула к Кресте и ловко поменяла сверток у нее под головой. Крестя продолжала ровно дышать во сне, а Забела уже стояла возле Прямиславы с темным комком в руках.

– Давай! – Прямислава кое-как завязала черевьи и схватила подрясник. – Где тут перед, матушка Пресвятая Богородица!

– Да вот! – Забела расправила одежду. – Ты что же, вместо нее пойдешь?

– Да. Побудь тут. Если кто проснется и меня хватится, скажешь, что мне на двор понадобилось. И беги, зови меня.

Забела кивнула, и Прямислава, пригладив растрепанную косу, прокралась к двери. Глаза ее привыкли к темноте, и она ухитрилась ни на кого не наступить. Надо было бы еще повязать платок, но искать его в темноте у нее уже не хватало терпения. Ее била дрожь: вот сейчас, сию минуту она увидит Ростислава! И он узнает, что она и есть его невеста, и никто в Перемышле не будет знать о ее прошлых «игрищах» и переодеваниях, которые, конечно, не прибавили бы ей чести!

Но гораздо больше Прямиславу волновало то, что через миг она снова окажется в объятиях Ростислава, ибо теперь ей уже нечего бояться и стыдиться, потому что он почти ее муж и ее любовь к нему благословлена Богом!

Прямислава выскользнула за дверь верхних сеней и сразу увидела его. Ростислав стоял у столба, лица его нельзя было рассмотреть в темноте, но она сразу почувствовала, что это он: запах, ощущение тепла и блаженства от его близости, не испытанное больше никогда и ни с кем, не позволяли ей ошибиться.

– Ты! Ты здесь! Душа моя! – Ростислав тоже узнал ее и сразу схватил за руки.

Он собирался держать себя иначе и говорить другое, но при виде этой стройной фигуры в темном подряснике, этот светловолосой головы, длинной косы и очертаний любимого лица все решения вылетели из головы.

Ростислав порывисто обнял ее, и девушка вопреки его ожиданиям не стала противиться, а всем телом прижалась к нему, и он почувствовал ее трепет, ее взволнованное теплое дыхание на своем лице.

– Лада моя! – прошептал Ростислав и обнял ее сильнее.

– Это я! – прошептала она в ответ и обвила руками его шею.

Ростислав стал целовать ее, и теперь она не уклонялась от его поцелуев, как раньше, а подставляла ему лицо. Касаясь ее губ, Ростислав чувствовал, как теряет голову; ни к чему не привели его благие намерения, если, едва увидев ее вновь, он забыл обо всем.

Девушка немного отстранилась и, часто дыша, с улыбкой спросила:

– Откуда же ты здесь взялся, Ростислав Володаревич? Невесту хочется скорее повидать?

– Да ну ее, невесту! – отмахнулся Ростислав. – Меня на свадьбу не звали, а значит, мне и подарков не готовить! Совсем Игоряха совесть потерял, но с ним я после разберусь.

У Прямиславы вытянулось лицо. Как это – ему нет дела до невесты? Правда, он еще не знает, что это она и есть, но… И про какого Игоряху он говорит?

Но, прежде чем Прямислава успела как следует удивиться, Ростислав снова обнял ее, прижался лицом к ее волосам и зашептал:

– Что ты делаешь со мной, лада моя? Я себя не помню! Ведь я за другим делом тебя звал, повиниться хотел! Виноват я перед тобой, душа моя, свет мой ясный! Самого жуть берет, как подумаю: хотел и себя погубить, и тебя тоже, дьявол на грех толкает! Люблю тебя больше жизни, но ведь погибнем оба! Отец мой умер, с братьями нелады начались – это мне предупреждение, Божий знак, что сам чуть было не погиб и тебя, душу невинную, с собой в пламень вечный хотел утащить! Прости меня, голубка моя, хотел прощения просить, а сам вот опять… Не могу ничего с собой поделать, как тебя увидел, в голове опять помутилось! Ничего мне не надо, только люби меня! Прощаться нам нужно, а сил нет! Что хочешь для тебя сделаю! Если ты в инокини идешь, ступай в перемышльский монастырь какой-нибудь, я тебе вклад прибавлю, с епископом буду говорить – хочешь, так будешь игуменьей. Чем могу, готов тебе служить. Прости меня только.

– Бог простит, Ростислав Володаревич, а мне прощать тебе нечего, – нежно прошептала Прямислава, одной рукой перебирая его черные волосы.

Она отлично поняла, о чем он говорит, и душу ее переполнял восторг. Ростислав в десять раз лучше Юрия, которому многочисленные покаяния не прибавляли душевной чистоты. Ростислав – другой, и он действительно любит ее, хотя и знает под именем Крести. Любит и потому заботится о ее благополучии больше, чем о своих удовольствиях. В восторге она снова обняла его, и Ростислав не противился, только качал головой: он хотел, но не имел сил вырваться из ее объятий!