А Звонята уже тихонько скребся в дверь: дескать, поторапливайтесь.

Увидев двух «отроков» с надвинутыми на лица шапками, в широких плащах и в поршнях, которые были обеим безбожно велики и шаркали по полу, Звонята не удержался и фыркнул, а Забела тут же двинула ему кулаком в бок.

– Распотешился! – зашипела она. – Давай веди! Лошади готовы?

– Ты отрок бойкий, еще в воеводы выйдешь! – шепнул в ответ Звонята. – Если лошадь со смеху тебя не сбросит!

Во дворе стояла темнота, но зевающая дружина безропотно готовилась в путь. Отроки хорошо знали, сколько тревог исходит из Белза, и верили, что, если князь гонит их туда среди ночи, значит, так надо. Хорошо, что коней покормили и сами успели поесть. Чуть поодаль от крыльца знакомые Прямиславе Тешило и Рысенок держали двух лошадей, самых смирных, которые нашлись среди заводных коней дружины.

– Я же не умею сама! – испуганно сказала Прямислава Забеле.

Когда она ездила верхом по Турову, там отроки вели идущую шагом лошадь под уздцы.

Та ахнула и кинулась к Звоняте: никто и не подумал о том, что выросшая в монастыре княжна не умеет ездить верхом. Тот коротко выругался, подтянул к себе Рысенка и что-то приказал ему.

– Полезай, не бойся, я коня поведу! – сказал отрок Прямиславе, подойдя к ней. – Давай подсажу. Ты держись только.

Звонята своей широкой спиной загородил двух поддельных отроков, пока те с помощью отроков настоящих неловко взбирались в седла. Непривычная мужская одежда, огромные поршни, смущение и тревога сильно мешали даже Забеле, которая умела ездить верхом.

Звоняте подали его собственного коня, он одним махом взлетел в седло и шагом поехал к воротам. Прямислава и Забела двинулись за ним следом, Тешило и Горяшка прикрывали их сзади. Ровным строем дружина проехала по короткой улочке от тиунова двора к воротам, копыта стучали по сухой земле, но наблюдали за отъездом только дозорные да кое-где вороны.

– Кар-ка-ар! – раздавалось в предутренней мгле, и Прямиславе казалось, что эти черноперые наблюдатели смеются над их неуклюжей хитростью.

* * *

До самого утра бегство княжны со служанкой оставалось незамеченным, и они находились уже на полпути к Белзу, когда в горницах посадничьего терема только проснулись. Раньше всех поднялись боярыни Анна и Еванфия: первую разбудила сокрушенная Зорчиха, а вторая встала к плачущему ребенку и, качая его, с тем же вниманием слушала шепчущую няньку. Обе были потрясены новостями: если боярин Ядринец, муж Еванфии, знал о замысле передать Прямиславу бывшему мужу, то его жена об этом ничего не ведала и возмутилась. Вот ведь придумали: и княжне жизнь загубить, и отца ее оскорбить!

К счастью, боярыни были женщинами неглупыми и решительными. Дальше они все взяли на себя, и бедной Зорчихе осталось только молиться за свою улетевшую голубку да разбирать вещи. С собой Прямислава и Забела прихватили только мелочи вроде гребешков и одной рубахи на смену, а все роскошное, богатое приданое из драгоценных тканей и мехов осталось на попечение осиротевшего посольства. Зорчиха достала исподнюю рубаху Прямиславы с вышитыми опястьями, далматику из тонкой желтой шерсти и паволоку тончайшего греческого шелка. Во все это боярыня Еванфия нарядила одну из своих девок, взятых в дорогу для услуг, круглолицую и скуластую Репку. Никакого сходства между нею и Прямиславой не имелось, но роста они были почти одинакового, и потому для сегодняшних целей Репка подходила гораздо больше, чем Крестя. Да и грех, имея выбор, опять заставлять послушницу надевать мирское платье!

Репку, одетую в платье княжны, покрыли паволокой, якобы от сглазу, чему никто не удивился. Из-под паволоки виднелся только кончик косы с цветными лентами и серебряными привесками, но распознать, Прямиславы Вячеславовны эта коса или какой-нибудь другой девушки, туровские бояре и тиун Тудор не смогли бы, даже если бы задались этим вопросом.

На требование выкатить княжне кибитку тиун развел руками: у него были только колы, двухколесные телеги для поклажи, да еще волокуши. Трепещущую от страха Репку посадили в седло, и обоз потихоньку двинулся на юго-восток.

Сначала дорога несколько верст шла вдоль реки до самого ее истока, а дальше пролегала через лес. Отец Тимофей со своим топором, как и обещал, сопровождал обоз – он шел впереди и зорко оглядывал опушку леса у дороги. Именно он своим наметанным глазом первый заметил подозрительное шевеление веток на вершине березы.

– Вон, вон! – вдруг закричал поп диким голосом, скидывая топор с плеча. – Вон, на березе! Стреляй, стреляй!

Никто ничего не понял, женщины остановились, челядинки сбились в кучу возле своих хозяек. Еванфия вырвала у няньки ребенка и прижала к себе, кто-то из ближайших отроков схватил повод лошади, на которой сидела «княжна».

– Стреляй, ворона, что стоишь! – Расторопный отец Тимофей сорвал со спины отрока лук, ловко согнул его, натягивая тетиву, выхватил стрелу, наложил, прицелился.

С вершины березы раздался громкий пронзительный свист: отец Тимофей выстрелил, стрела ударила куда-то в гущу веток на вершине, крона березы задрожала, наземь посыпались сорванные зеленые листочки. И тут со стороны опушки раздались крики, свист, многоголосый вой. Какие-то люди в боевом снаряжении выбежали из леса и толпой помчались к реке.

Женщины разом закричали, мужчины схватились за оружие; отроки вскинули щиты, выхватили из ножен мечи и растянулись цепью, загораживая женщин. А нападающие катились из леса сплошной волной; казалось, тут было целое войско. В мгновение ока вдоль всей длинной линии ладей на катках завязалась схватка. Сам боярин Самовлад в блестящем шлеме, с мечом и щитом, который ему быстро подал отрок, бился впереди своих людей.

Но больше всех отличился в схватке отец Тимофей. В рясе, подпоясанный веревкой, без шапки, упавшей еще в самом начале боя, сверкая широкой лысиной, окаймленной развевающимися рыжеватыми волосами, он держал свой топор двумя руками и крушил нападавших, как ураган. Его необычный вид, красное свирепое лицо, блеск топора и быстрота движений поражали врагов, и мало кто осмеливался подступиться к попу-ратоборцу.

Невнятно выкрикивая что-то, он сметал щиты и молотил по шлемам, а сам оставался невредим. То ли у мирян не поднималась рука на духовного пастыря, то ли его охраняли ангелы Господни, но отец Тимофей вскоре уже прорвал вражий строй и пробился к тому, кого посчитал главарем.

А у других дела шли не так хорошо: нападающие теснили защитников обоза, и те отступали, хотя за спиной у них текла река. Под руководством сотника Чудилы отроки попытались превратить пару перевернутых возов в подобие крепости, но вскоре им пришлось ее оставить. Отроки Самовлада падали один за другим, а потом и сам он рухнул, оглушенный ударом по голове. Свата Переяра с собственной дружиной оттеснили к реке, и его люди начали прыгать в воду. Все чаще то один, то другой защитник принуждены были сдаваться. Пеструю стайку женщин уже с двух сторон окружали чужаки, и только с третьей они еще видели спины прикрывавшей их туровской дружины.