Так они добрались до озера. На руках перетащили штурмана в свой гидросамолёт и взлетели. Вспоминая эту операцию по эвакуации советского штурмана из непроходимых лесов Аляски, они потом долго ещё рассказывали о приключении, показывая при этом следы на лице и обнажённых кистях рук от «поцелуев москитов». Красные бисерные пятнышки длительное время не сходили с кожи.

На аэродроме Ном штурмана старшего лейтенанта Демьяненко радостно встречали советские и американские лётчики, сотрудники ремонтной службы и специалисты по обслуживанию аэродрома. Для всех было удивительно то, что офицера нашли в семидесяти километрах в стороне от маршрута воздушной трассы. Так далеко завели его блуждания в поисках людского жилья.

Советское командование оценила заслугу американского лётчика капитана Блэксмита. Для него спасение штурмана закончилось приятной неожиданностью. За успешно проведённую операцию он был награждён советским орденом Красной Звезды, а командование американской базы наградило его медалью «За спасение человека».

После приземления полковник Мачин попытался поговорить с Демьяненко, но разговора не получилось, поскольку тот пребывал в полуобморочном состоянии. Спустя неделю, штурман немного отошёл от пережитого и его отправили на лечение в Фербенкс. Когда он совсем пришёл в себя и уже находился на реабилитации, было назначено расследование.

В своей объяснительной записке он писал: «При снижении самолёта в облачной зоне мне показалось, что моторы вышли из строя, неуправляемая машина вошла в штопор и вот-вот врежется в землю. Я открыл фонарь, чтобы посмотреть что происходит. В это время машина резко просела вниз, и меня выбросило из кабины. На парашюте приземлился удачно.

Аварийный паёк продуктов растянул на три дня. Затем полотно парашюта использовал как бредень, для ловли рыбы. Рыбу пёк на углях, когда шли дожди и нельзя было разжечь костёр, ел её и сырой, находил и ел зелёные и не очень горькие травы. Дым от костра спасал от москитов-кровососов. Туго пришлось, когда зарядили затяжные дожди. Днями сидел под парашютом. Когда осталась всего одна шведская спичка, то перестал жечь костёр. Берёг ее как единственную надежду на спасение.

Собрал большую кучу хвороста, приготовил охапку сухой травы, чтобы при первом рокоте мотора зажечь костёр, привлечь дымом внимание лётчика. Чтобы хворост и сено в дождь не намокли, накрыл их полотном парашюта. На хворосте и спал, укрываясь полотном парашюта. Самое страшное это мошки, от них спасу нигде не было. Так лицо и руки загримировали, что никогда не забуду».

Начальник военной приёмки полковник Мачин, чтобы до конца разобраться в ситуации, пригласил к себе штурмана:

– Ну здравствуй, путешественник. Проходи, садись. Как самочувствие? Что медицина говорит: годен к лётной работе или настолько ослаб, что нужно списываться?

– Товарищ полковник, военно-врачебную комиссию я еще не проходил, – смущаясь, начал непростой для себя разговор молодой офицер. – Годность к летной работе будут определять после окончательного выздоровления, но я, если разрешите, хочу обратиться к вам с просьбой.

– Даже так? – удивился командир. – Ну давай, обращайся ко мне с просьбой, слушаю тебя.

– Товарищ полковник, мне стыдно в этом признаться, но думаю, вы меня поймете.

Мачин кивнул головой в знак того, чтобы штурман продолжал и вдохновлённый такой поддержкой Демьяненко сказал:

– Я боюсь летать.

От такого заявления полковник Мачин аж привстал:

– Как это?

И старший лейтенант продолжал:

– Это началось еще в Басре. Тогда мы перегоняли американские самолеты по южному пути из Ирака, – он покашлял от смущения в кулак и продолжил. – На одном из перегонов отказали оба двигатели, и самолет начал падать. Мы выпрыгнули с парашютами и все для нас закончилось благополучно. Но с тех пор я стал бояться летать. Самолет стал мне ненавистен. Я видел в нем аппарат, который в любой момент может упасть и в котором можно очень даже легко погибнуть, – он вздохнул, вытащил из кармана носовой платок и вытер вспотевший лоб. – Когда наш экипаж перевели на Аляску, я думал, что на новом месте, в новой обстановке пройдет, но не проходило. Да, я никому об этом и не признавался, стыдно. Вы первый, кому я доверился.

– А как же тебя угораздило покинуть самолет без команды командира?

– Уже когда спускался с парашютом пытался вспомнить, а была ли команда покинуть самолет. И ответа на этот вопрос не находил. Когда приземлился, начал искать членов своего экипажа. Бродил по ночам, надеясь в темноте увидеть огонек костра. Но, естественно, никого не нашел.

– Да!.. – задумчиво проговорил Мачин, – досталось тебе, как я вижу, с лихвой, – он сделал паузу, размышляя о том, как поступить.

Ему, высококлассному летчику, освоившему все типы самолётов, было совершенно непонятно, как это человек, летающий в составе экипажа, может не хотеть летать. Почесав затылок, он продолжил:

– Ладно, привлекать тебя к ответственности не буду, ты, похоже, и так натерпелся, грех возьму на себя. Но ты при выписке из госпиталя напиши рапорт с просьбой перевести тебя на должность, не связанную с летной работой…

Старший лейтенант Демьяненко со слезами на глазах горячо поблагодарил командира и вышел от него с таким чувством облегчения, будто бы с него сняли большой груз, который он носил на себе. Да и восстановление здоровья пошло значительно быстрее.

После выписки из госпиталя он по собственной просьбе был переведен на штабную работу, где занимался планированием полетов.

Этот летний день 1943 года навсегда остался в памяти тех, кто тогда находился на авиабазе «Ладд-Филд». На этом заполярном аэродроме произошло событие, которое по праву можно назвать уникальным. А произошло вот что.

Рано утром командир эскадрильи перегоночного авиаполка Пётр Гамов на бомбардировщике Б-25 «Митчел» повёл десятку американских истребителей «Аэрокобра», управляемых советскими пилотами, на аэродром Ном для их последующего перегона на Камчатку. Взлёт прошёл штатно. Поднявшись в воздух, истребители выстроились клином и летели за ведущим, строго выдерживая высоту и дистанцию.

– Командир, у нас проблемы, – услышал Гамов сквозь эфирный шум в наушниках голос штурмана своего самолёта.

– Что случилось?

– Переднее колесо шасси не убралось, похоже, что отсоединилась стойка.

– Как это могло произойти?

– Известно как, плохо болт затянули или лопнул подкос, словом, передней ноги у нас нет, – доложил штурман.

Пётр был уверен в каждом человеке своего экипажа и, если неисправность проявила себя в воздухе, значит, на земле её обнаружить было невозможно. Он осмотрелся, повернул голову налево, затем направо. Летевшие рядом с ним истребители пожуравлиному чётко выдерживали строй. Справа от него на своём обычном месте шёл командир эскадрильи истребителей майор Жевлаков.