Однако через 20 лет оказалось, что арест колхозников произведен был «необоснованно, без санкции прокурора», невинно осуждённые реабилитированы, а во всём виноват оказался только Богданов. Выносившая приговор особая тройка давно была расформирована, а члены её репрессированы. Оперуполномоченный Варицев, подписывавший вместе со своим начальником меморандум, погиб на фронте в 1943 году — с него спроса нет. Непосредственный начальник моего отца лейтенант гб Баскаков, чья подпись имеется на письме… виноват или нет? Об этом в главе 40.

Трагически сложилась судьба Семёнова Игната Семёновича, 1883 года рождения, русского, беспартийного, члена колхоза. Не умел неграмотный Игнатий Семёнович держать язык за зубами, за что и поплатился в самом начале великой чистки — в назидание другим. Постановлением особой тройки от 22 августа 1937 года И.С. Семёнова осудили к высшей мере наказания и тут же в соответствии с постановлением ЦИК без промедления привели приговор в исполнение. Причём следует отметить, что привлечён к ответственности он был за антисоветскую агитацию, но в единственном числе. К тому времени упоминавшееся нами указание о том, что по статье 58 пункт 10 УК надо брать только группу, так как не сам же с собой агитатор крамольные разговоры вёл, ещё не было доведено до исполнителей.

Потомственного крестьянина Семёнова признали виновным в том, что он являлся «ярым противником Советской власти и ВКП(б), систематически проводил антиколхозную агитацию». В деле записаны его высказывания: «Жизнь в колхозе просто мученье. Государство задавило колхозников своими планами». На свирепость решения тройки, только ещё раскручивавшей свою мясорубку, могло повлиять и указание на то, что «он проводил и вредительство. В 1936 году, работая в колхозе старшим конюхом, умышленно не завёз сена, в результате чего от голода погибло 4 лошади. В 1935 году на водопое 1 лошадь утонула. Работая заведующим случным пунктом, выполнял свои обязанности преступно-недобросовестно, в результате чего был небольшой процент ожеребляемости. За это с работы был снят». Жена Семёнова, ярая церковница, в 1930-е годы была осуждена за антисоветскую деятельность.

Основанием к аресту послужило постановление следователя прокуратуры Лужского района оперуполномоченного Алексеева от 1 февраля 1937 года, в котором в общих словах указывалось, что Семёнов занимался среди колхозников «контрреволюционной агитацией, направленной на террор против вождей партии и правительства, срыв весенне-полевой кампании и другие преступления». Эти сведения подтверждены протоколами допросов Петрова и Дадова.

На допросе «Семёнов признал себя виновным и показал, что среди колхозников выражал недовольство мероприятиями ВКП(б) и Советского правительства, в частности, в области сельского хозяйства. Клеветал на советскую и колхозную действительность».

К этим материалам была приобщена характеристика, выданная 13 марта 1937 года Красногорским сельсоветом, в которой говорилось, что «Семёнов в 1932 году облагался твёрдым заданием, за невыполнение которого был осуждён на 6 месяцев принудительных работ» [А. 13].

Вот и все прегрешения труженика, за которые он вместо того, чтобы, поругиваясь, продолжал кормить страну хлебом, должен был в 54 года от роду, полным сил, по приговору Советской власти лечь в сырую землю. А если бы такой агитатор стал депутатом Верховного Совета? Сталин подобного не боялся — этот правдолюбивый крестьянин мог подсказать законодательной власти, как лучше управлять страной. Он был опасным конкурентом для партократов.

По заявлению дочери в декабре 1956 года Семёнов был реабилитирован, и дело на него прекращено за отсутствием состава преступления. При этом интересно, что основную роль здесь сыграла справка того же Красногорского сельсовета от 29 сентября 1956 года о том, что «Семёнов никогда кулаком не был», а только «крестьянином середняком» [А. 10]. Ну а если бы его причислили всё-таки к кулакам, то уничтожен он был бы правильно, поскольку правившая партия ликвидировала кулачество как класс?

Как две капли воды похоже дело другого антисоветчика — Ефимова Василия Александровича, 1896 года рождения, русского, малограмотного, работавшего в колхозе «Красные Горы». Ефимов, так же как и его земляк Семёнов, «будучи враждебно настроен к ВКП(б) и Советской власти, систематически проводил контрреволюционную агитацию против колхозного строительства, распространяя слухи о голоде, дискредитировал руководство компартии, восхвалял врагов народа, высказывал пораженческие взгляды». Доказательством вины послужили свидетельские показания Дмитриева, Кузьмина, Андреевой. Они сообщили, что «Ефимов является кулаком и среди своего окружения проводит антисоветскую агитацию, направленную против политики партии в области колхозного строительства». К делу приобщена справка Красногорского сельсовета от 1 декабря 1937 года, «в которой Ефимов охарактеризован был как кулак». На допросе 30 ноября 1937 года признал, что «действительно среди своего окружения проводил антисоветскую агитацию». Постановлением особой тройки от 15 декабря 1937 года осуждён на 10 лет. Теперь в избирательной кампании участвовать не мог, так как находился в тюрьме.

При проверке этого дела в 1941 году указанные выше свидетели свои показания подтвердили, а ещё 5 свидетелей сообщили, что «Ефимов происходит из кулаков, был антисоветски настроен и допускал антисоветские высказывания».

Пройдя лагеря ГУЛАГа, Ефимов остался жив, хотя и превратился в инвалида. Его дело пересматривалось в 1957 году, что дало весьма любопытные результаты, о которых поговорим позднее, в главе 40 [А. 13].

В начале 1937 года в Лужском райотделении был заведен формуляр на гражданина Пайста, старого члена ВКП(б), имевшего партстаж с 1903 года. Основанием послужило заявление члена партии, работника одного из заводов города Луги (сигнал от бдительного товарища) о том, что «Пайст среди своего окружения ведёт антисоветскую агитацию, восхваляет Троцкого, Зиновьева, Каменева и всячески дискредитирует Центральный Комитет и особенно товарища Сталина». Что ж, криминал несомненный. Кроме того, ещё в 1935 году в Лужском райкоме партии разбиралось заявление заведующей эстонской школой Вессарт об антисоветских высказываниях Пайста во время его посещений этого учебного заведения. Правда, сначала данное заявление, принятое зав. культпропом райкома Соболевым, было скрыто от бюро райкома, за что потерявший бдительность упомянутый товарищ был освобождён от работы.

В сентябре 1937 года Управление НКВД ЛО выдало санкцию на арест Пайста с направлением следственного дела не на особую тройку, а в областной суд. Следствие по этому делу проводил оперуполномоченный Варицев, а начальник райотделения Богданов участвовал в допросе арестованного только один раз — 17 сентября 1937 года. По полученным показаниям дополнительно были арестованы члены партии Макаров, Снигирёв и Иванов, которых Пайст назвал в качестве лиц, поддерживавших с ним постоянное общение и разделявших его взгляды. На этих арестованных имелись материалы, подтверждавшие их виновность перед партией и Советской властью, поскольку они, «будучи несогласны с проводимыми мероприятиями, скрывали это». (Вот и пойми: говорили — плохо, скрывали — опять плохо!) В связи с тем, что районный комитет ВКП(б) был полностью в курсе данного дела, секретарь райкома Васильев беседовал с обвиняемым Пайстом. Однако в ходе следствия Пайст заболел и умер в тюрьме, как оказалось, «от многостороннего рака желудка, печени и других органов». Дело остальных обвиняемых, которое велось очень медленно, рассматривалось в судебном порядке в спецколлегии Леноблсуда и потому контролировалось районным прокурором. Поскольку во время следствия показания арестованных надлежащим образом не закреплялись, то на суде все они от своих слов стали отказываться. Дело возвратилось на доследование, в процессе которого обвиняемые передопрашивались начальником райотделения Богдановым и районным прокурором Андреевым. После этого материал вновь был отправлен на рассмотрение суда. Длительная затяжка в разбирательстве данного вопроса оказалась на руку говорунам, поскольку после того как «Операция прикрытия» завершилась (да и главный виновник Пайст ушёл в мир иной), дело благополучно закрыли и недосуженных в 1939 году реабилитировали и выпустили на свободу [А.11, А. 12].