Мозг Кирка работал медленно, но, взявшись за дело, он выдавал такие результаты, что его хозяин только диву давался.

Он пытался как-то поддержать разговор с миссис Селлон, но тут от калитки донесся звук подъезжающего мотоцикла. Выглянув в окно, он увидел, что это сержант полиции Харт, а за ним Джо Селлон, как два рыцаря-тамплиера в одном седле[185]. – Ну вот и наш Джо! – сказал Кирк, изображая радость. – Целый и невредимый.

Но ему не нравилось измученное, подавленное лицо Селлона. Харт уже вел того через палисадник, а Кирк не представлял, как будет его расспрашивать.

Эгей, друзья! Да что вы за народ,

Которому воспитанность в новинку?

Мы что, должны с почтеньем вас принять,

Или наш дом – ваш постоялый двор,

Куда ломиться можно среди ночи?

Откуда спешка, что не может ждать?

Владеете вы, что ли, сей землей

И вам закон не писан?[186]

Джон Форд “Жаль, что она шлюха”

Суперинтендант Кирк был избавлен от большей части своего тяжкого долга: изнурительного допроса Селлон сейчас не выдержал бы. Сержант Харт напал на его след в Филлингтоне, где он проезжал на велосипеде около половины седьмого. Затем отыскалась девушка, видевшая, как по тропинке через поле в направлении Блэкрейвенского леса, который летом кишит туристами и школьниками, шел полицейский. Она его запомнила, поскольку в таком месте не часто увидишь офицера в форме. Следуя этому указанию, Харт нашел велосипед Селлона, прислоненный к изгороди неподалеку от начала тропки. Вспомнив, что лесок спускается к берегу речки Пэгг, он встревожился и поспешил в погоню. Сгущались сумерки, а среди деревьев было совсем темно. Харт принялся обыскивать окрестности при свете фонарика, крича во все горло. Три четверти часа спустя (ему показалось, что времени прошло намного больше) он наткнулся на Селлона, сидевшего на поваленном дереве. Тот ничего не делал – просто сидел. Казалось, что он не в себе. Харт спросил, какого черта он тут забыл, но внятного ответа не добился. Тогда он сердито велел Селлону немедленно взять себя в руки, мол, его ищет суперинтендант. Селлон, ничего не сказав, безропотно пошел за ним. Будучи опять спрошен, что привело его в такое место, ответил, что “пытался все обдумать”. Харт, не посвященный в подробности пэгглхэмского дела, не понял ровным счетом ничего. Решив, что констебль сейчас не в том состоянии, чтобы управлять велосипедом, он посадил его на багажник и доставил домой. Кирк сказал, что все было сделано правильно.

Все это Харт рассказывал в гостиной. Миссис Селлон между тем увела Джо на кухню и упрашивала его хоть немного поесть. Кирк отослал Харта в Броксфорд, объяснив, что Селлон нездоров и попал в передрягу, и наказав не болтать об этом. Затем вернулся к своей заблудшей овце.

Вскоре суперинтендант пришел к выводу, что, если не считать тревоги, Селлон страдает в основном от переутомления и голода (ведь, припомнил он, констебль не обедал, хотя в Толбойз щедро угощали ветчиной, а также хлебом и сыром). Когда констебля наконец удалось разговорить, тот поведал, что, написав рапорт после допроса Уильямса, отправился прямиком в Броксфорд в надежде, что Кирк уже там. Ему не хотелось после случившегося возвращаться в Толбойз – он решил, что лучше не мозолить глаза. Прождал суперинтенданта с полчаса, но все расспрашивали его об убийстве, и в конце концов он понял, что больше не выдержит. Покинув участок, он поехал к каналу и пошатался там немного возле газового завода, собираясь вернуться назад. Но вдруг нахлынули мысли о том, что же он натворил и как же теперь быть, ведь даже если он сможет снять с себя обвинение в убийстве, все равно пути назад нет. Селлон снова сел на велосипед и поехал куда-то, сам не помнит куда и зачем, так как в голове у него все путалось и он решил, что прогулка поможет навести в голове порядок. Он помнит, как проезжал Филлингтон и как шел через поле. В Блэкрейвенский лес он пошел безо всякой цели – просто бродил. Кажется, уснул. Думал было утопиться в реке, но побоялся расстроить жену. И ему очень, очень жаль, сэр, но больше он ничего сказать не может, кроме того, что не убивал. Но, добавил он вдруг, если его светлость ему не поверит, то и никто другой не поверит тоже.

Кирк счел, что причины недоверия его светлости не стоит объяснять прямо сию секунду. За самовольную отлучку он обозвал Селлона безмозглым сопляком и сказал, что все ему поверят, если только он будет говорить правду. И шел бы он лучше спать, чтоб проснуться в здравом уме, и так уже перепугал жену до полусмерти. Скоро уж десять. (Проклятье! Рапорт главному констеблю так и не написан!) Кирк заглянет сюда утром перед дознанием. – Тебе, ясное дело, надо будет дать показания, – сказал Кирк, – но я поговорил с коронером, может, он и не станет так уж на тебя наседать, раз расследование еще идет.

Селлон в ответ лишь обхватил голову руками, и Кирк, убедившись, что в таком состоянии с ним говорить бесполезно, ушел. Прощаясь с миссис Селлон, он как мог ее утешил и посоветовал не донимать мужа вопросами, а дать ему отдохнуть и постараться ободрить.

По пути в Броксфорд суперинтендант напряженно размышлял. Из головы никак не шел Селлон, стоящий у двери флигеля Марты Раддл в ожидании…

Утешала его одна вещь, хотя логики в ней и не было, – чудная фраза: “Если его светлость мне не поверит, то и никто другой не поверит тоже”. Если уж на то пошло, у Уимзи нет оснований верить Селлону, смысла в этом никакого, но прозвучало это… искренне, что ли. Он вспомнил, как Селлон в отчаянии кричал: “Не уходите, милорд! Вы-то мне поверите”. Обшаривая картотеку памяти, Кирк наконец нашел слова, подходящие к случаю: “ Ты потребовал суда кесарева, к кесарю и отправишься”[187]. Но кесарь отклонил апелляцию.

Озарение посетило суперинтенданта позднее, когда он, умирая от усталости, терпеливо сочинял рапорт главному констеблю. Он вдруг замер с пером в руке, уставившись в стену. А это мысль, это мысль. И ведь он один раз уже почти подобрался к разгадке, только не додумал до конца. Но конечно же это все объясняет. Объясняет слова Селлона – и оправдывает его. Объясняет, как ему удалось увидеть часы в окно, объясняет, как Ноукса убили в запертом доме и почему его не ограбили, это объясняет и убийство – подчистую объясняет, потому что, победно сказал сам себе Кирк, никакого убийства не было!

Минутку, осекся суперинтендант, любивший тщательно все продумывать. Спешить не стоит. Тут в самом начале большущая загвоздка. И как же ее прикажете обойти?

Загвоздка была такой: чтобы версия работала, требовалось допустить, что кактус перемещали. Кирк раньше уже отмел эту мысль как глупую, но тогда он не понимал, как много она может объяснить. Покидая Толбойз, он даже поговорил с Крачли, застав того среди хризантем. С осторожными расспросами он, по собственному мнению, справился отлично. Не бухнул напрямик: “Вы вернули кактус на место перед уходом?”, чтобы не привлекать внимание к факту, который пока что оставался секретом между самим Кирком и его светлостью. Не надо, чтобы слухи о нем достигли ушей Селлона, прежде чем суперинтендант сам ему все скажет так, как считает нужным. Так что он просто притворился, будто не помнит обстоятельств последнего разговора Крачли с Ноуксом. Это было на кухне? Да. А после кто-то из них вернулся в гостиную? Нет. Но кажется, Крачли сказал, что тогда поливал “энти цветы”? Нет, он уже закончил и как раз убирал стремянку. А! Значит, Кирк спутал. Простите. Он только хотел понять, сколько длилась их ссора с Ноуксом. Когда Крачли занимался цветами, Ноукс там тоже был? Нет, он был на кухне. Но разве Крачли не выносил цветы на кухню для полива? Нет, он полил их прямо там, и завел часы, и вынес стремянку, и только после этого Ноукс с ним расплатился за день, и они заспорили. Говорили минут десять, не больше, или около того. И спором-то не назовешь. Ну, может, пятнадцать. Крачли кончает работать точно в шесть – он берет пять шиллингов за восемь часов, если вычесть обед. Кирк извинился за свою ошибку: его стремянка сбила с толку, он думал, она нужна Крачли, чтобы вынимать цветы из подвесных кашпо. Нет, он их поливает со стремянки, вот как нынче утром, они ж над головой висят, – ну и чтоб часы завести. Вот и все. Все как обычно, он всегда на стремянку встает, а потом ее на кухню убирает. “Вы ведь не к тому ведете, – воинственно добавил Крачли, – что я забрался на ту стремянку с молотком да и тюкнул старикашку по кумполу?” Эта оригинальная мысль еще никому не приходила в голову. Кирк ответил, что ничего особенного не думает, а просто пытается уяснить как следует, что за чем было. Он остался доволен: Крачли явно решил, что все подозрения связаны со стремянкой.